Черный предмет надвигался и вырастал в размерах, распространяя вокруг себя треск и грохот, далеко разносившиеся в тишине этих высот. Роканнон видел все не очень отчетливо, гораздо яснее он воспринимал присутствие другого человека там, внутри, и — сквозь непостижимое соприкосновение сознаний — его скрывающийся под ожесточением страх.
— Прячься! — шепнул он Яхану, но сам не смог даже шевельнуться.
Вертолет летел медленно, словно нащупывая нужное направление и цепляясь, жужжащими лопастями за клочья облаков. Но, даже наблюдая за его приближением, Роканнон одновременно смотрел из вертолета на приближающиеся скалы, сам не зная, что он там ищет, видел две маленькие фигуры на горном склоне и боялся, боялся… В глаза ударила вспышка света, и сразу по всему телу Роканнона прокатилась волна непереносимой обжигающей боли. Под напором этой боли мысленный контакт оборвался. Роканнон опять был самим собой, тем, кто стоял сейчас на каменистой площадке, судорожно дыша и прижимая к груди правую руку, кто смотрел на подползающий все ближе вертолет, на его крутящиеся и тарахтящие лопасти, на целящийся прямо в него носовой лазер…
Справа из разрыва в облаках вырвался крылатый серый зверь; оседлавший его человек издал громкий победный клич — словно расхохотался. Один взмах огромных серых крыльев — и конь с всадником оказались прямо перед парящей в воздухе машиной, мчась на нее лоб в лоб. Раздался похожий на пронзительный вопль звук, словно само небо разорвалось на части, и воздух опустел.
Двое распростерлись у обрыва, пристально глядя вниз. Оттуда не доносилось ни звука. Землю стали закрывать клубящиеся облака.
— Могиен!
Роканнон выкрикнул это имя вслух. Но ответа не было. Были только боль, страх и молчание.
По крыше барабанил дождь. Чистый воздух в комнате словно впитал в себя темноту, ползущую из-под стропил.
Возле его ложа стояла женщина, и ее лицо он узнал — спокойное и гордое темное лицо под короной золотых волос.
Он попытался сказать, что Могиен погиб, но не смог выговорить ни слова. Он вообще перестал что-либо понимать, вспомнив, что Хальдре из Халлана уже седовласая старуха, а та женщина с золотыми волосами, которую он когда-то знал, давно мертва; да и видел ее он всего один раз, на планете в восьми световых годах отсюда, давным-давно, когда он был человеком по имени Роканнон.
Он опять попробовал заговорить. Заметив это, она тут же остановила его:
— Успокойся, Повелитель!
Говорила она на Общем Языке, но с непривычным произношением. Какое-то время она стояла возле него молча, а потом снова зазвучал ее тихий голос:
— Это Замок Брейгна. Вы пришли сюда вдвоем — спустились с гор, все в снегу. Ты был при смерти и еще не поправился. Сейчас тебе нужно лежать…
Лежал он долго, но в царящем вокруг покое время летело совершенно незаметно, растворяясь в шуме дождя.
На следующий день (а может быть, и через день) к нему пришел Яхан — исхудавший, слегка прихрамывающий, весь в рубцах от обморожений. Но перемена в его поведении удивила Роканнона куда больше: Яхан заговорил с ним так приниженно и смиренно, что Роканнон в замешательстве спросил:
— Яхан, ты меня боишься, что ли?
— Я постараюсь не бояться, Повелитель, — запинаясь, пробормотал юноша.
Когда Роканнон смог наконец самостоятельно спуститься в Трапезную этого замка, то столкнулся там с той же самой картиной: на обращенных к нему лицах смелость и радушие сменялись благоговением и страхом. Золотоволосые, темнокожие, рослые — таков был этот древний народ, от которого происходили ангья, одно из племен, отправившееся когда-то морем на север. Это и были лиуа, Повелители Земель, которые жили здесь с незапамятных времен, селясь у подножия гор и южнее их, на холмистых равнинах.
Поначалу он думал, что они робеют просто из-за его непривычной внешности — темных волос и бледной кожи, но такие же волосы и кожа были и у Яхана, а Яхана они не боялись. К бывшему халланскому рабу они обращались как повелители к повелителю, и Яхана это смущало и радовало. Но с Роканноном они держались как с повелителем над повелителями, он для них стоял особняком.
Только один обитатель Брейгны говорил с Роканноном как с обычным человеком.
Повелительница Ганье, невестка и наследница старого Повелителя замка, овдовела всего несколько месяцев назад, и ее золотоволосый сынишка почти никогда не отходил от нее. Мальчуган, обычно робкий, Роканнона не только не боялся, но, напротив, тянулся к нему, любил спрашивать его о горах, о северных землях и о море, а Роканнон старался отвечать на все его вопросы. Безмятежная и ласковая, как солнечный луч, мать иногда слушала их разговоры, время от времени улыбаясь Роканнону — и каждый раз в нем оживали воспоминания: ведь это лицо и эту улыбку он запомнил задолго до встречи с Ганье…
Наконец он спросил ее, кем его считают в Брейгне, и она искренне ответила:
— Они думают, что ты бог.
Она воспользовалась тем словом, которое Роканнон услышал далеко отсюда, в Толене: педан.
— Я не бог, — сурово сказал он.
Ганье усмехнулась.