Жил в обители некий монах по имени Мартирий. Пребывал он еще в юности, молод был душой и телом. И стал бес влагать в его ум грешные помыслы покинуть монастырь и отречься от обетов своего пострижения. Он же внял этим помышлениям и ушел из обители с купцами, там пребывавшими, и так вновь оказался в миру. Некоторое время спустя случилось игумену быть в Москве у великого князя и митрополита И пришел тот инок Мартирий в Москву, и стал ходить к братьям, прибывшим вместе с игуменом, и стал умолять их, чтобы били они челом игумену о грехе его, поскольку он без благословения из монастыря вышел. Братья же спешно возвестили о нем игумену. Игумен сразу повелел призвать инока того к себе и простил его, радуясь, что погибшая овца из ограды монастыря его была возвращена к нему. Вскоре тот инок, а был он тогда простым клириком[731]
, стал напоминать братьям, бывшим вместе с игуменом, что хотелось бы ему принять чин дьякона Братия же возвестили игумену о его желании, а игумен повиновался воле братии. И пришел он к митрополиту вместе с братией, и стал он бить челом о Мартирии — клирике, чтобы удостоить его чина дьяконского. Митрополит благословил Мартирия и повелел посвятить его в дьяконы. Игумен, приняв от митрополита благословение, отправился вскоре в свой монастырь на Соловки. Дьякон же Мартирий остался тогда в местных монастырях, и пробыв там довольно долго, тоже вернулся на Соловки. И стал он жить в монастыре, превозносясь от гордыни своей. И принялся он вскоре поносить и укорять братию, говоря: «Тот брат плох, и этот неладен, во зле пребывает!» И потом стал злословить на игумена и хулу на него возносить, говоря: «И игумен наш во зле пребывает!» И после того, прожив еще в монастыре лет пять или шесть, стал проситься у игумена, чтобы пустил его в мир. Игумен же спросил его: «Что такое, брат, с тобой? Давно ли ты из мира пришел? Или кто тебя оскорбил, чем? Может быть, келарь[732], или казначей? Скажи, брат, мне, и я утешу тебя и упокою духовно и телесно, только живи в монастыре!» И ответил дьякон: «Не хочу, ничего не хочу, только отпусти в мир!» И разозлившись на игумена, ушел. И ходил по монастырю, вознося хулу на игумена и на всю братию. Спустя несколько дней вновь пришел тот дьякон к игумену, говоря: «Отпусти меня в мир отсюда!» Игумен же ему вновь отвечал: «Зачем тебе, брат, в мир? Живи в монастыре! В Писании говорится: „Пока не выйдет овца из ограды, не съедена будет волком“. Так и ты, брат, — если не выйдешь из обители, в добре пребывать будешь, если же уйдешь, жестоко пострадаешь!» Дьякон же, разъярившись, бесом понуждаемый, ответил: «Знай же, игумен: если даже ты меня не отпустишь, я все равно уйду отсюда!» И ушел от игумена в ярости и гневе великом. Вскоре игумен решил послать братию в Великий Новгород на службу. И благословил игумен посланников рукою своею, и повелел им собрать необходимое для дороги в ладью. Они же, исполнив все повеления игумена, отправились в путешествие по морю. И поднялся ветер противный, и пришлось им вернуться в монастырь и оставаться там дня два или три. Затем ветер стих, и была тишина великая в море. Утром, получив благословение от игумена, посланники отправились в море и в тот день плыли без отдыха до вечера, так что гребцы утомились от работы. Наконец приблизились они к острову, и обнаружив тихое и спокойное место, уже хотели было пристать к берегу. Вдруг поднялась страшная буря, сильный ветер, и отбросило их от берега. День же уже совсем клонился к вечеру, вскоре наступила ночь, страшная, мрачная и темная. И поднялся ветер, пошел снег с дождем, казалось, ладья в любой момент может перевернуться. Мы же говорили друг другу[733]: «Горе! Горе нам! Настал уже наш час смертный!» И так носило нашу ладью по огромным волнам в море всю ту долгую ночь осеннюю. Мы же не знали, куда нас несет. И стали мы молиться Богу и основателю нашей обители, призывая его к себе на помощь: «О отец наш Зосима! Моли за нас Владыку Христа Бога и святую Богородицу, за рабов своих, спаси нас от страшной гибели сей!» И так мы молились много часов подряд: «Господи, помилуй!» И тут явился перед нами Мартирий дьякон. Мы же, увидев его, ужаснулись, — его слуга обнаружил у нас в ладье, где он укрылся. Мы же стали бранить его, говоря: «Как же ты, брат, оказался здесь с нами?» Он же ничего не отвечал, только сказал: «Да, я теперь с вами здесь!» Мы же ему говорили: «Неправедное дело ты сотворил! Как дерзнул ты поехать без игуменского благословения? Ведь игумен тебя не благословил, ты же с игуменом много спорил, перечил ему со злобой великой, А нынче чего ты с нами? Сколько зла ты учинил! Хотел и нас погубить, и себя! Видишь, и море нас не носит за наш обман и неправду!» И пока говорили мы, внезапно обнаружили, что вновь оказались возле острова, где и был наш монастырь. И вышли на остров, и послали дьякона в монастырь, чтобы просил прощения у игумена. Он же пришел в монастырь, игумену не покорился, но вновь стал ходить по обители, величаясь гордынею своей. Игумен же побеседовал с ним, пытаясь словами вразумить его и видеть в нем смирение, но убедившись в его непокорности, повелел посадить его в темницу в затвор для наказания. Несколько дней дьякон находился там. Братья же, приходя к нему, говорили ему: «Бей челом братии, чтобы они челом били игумену о тебе!» Он же так и не хотел смириться.: Игумен же повелел продержать его там несколько дней, надеясь на его смирение, но все было напрасно. Тогда игумен повелел его из монастыря изгнать. Нам же, братья, следует знать, сколько зла происходит из-за того, если кто покинет обитель без игуменского благословения, сколько душ могло погибнуть по вине одного человека, — если бы молитвы отца нашего Зосимы не избавили от той страшной беды, все бы погибли. И мы, помня об этом, воздадим хвалу Богу и отцу нашему Зосиме.