Слово о полку Игореве

Се втри, Стрибожи внуци, вютъ съ моря стрелами на храбрыя плъкы Игоревы! ¹⁰ 3емлятутнетъ, ркы мутно текуть ¹⁰,[10–10 Мотив Сказания, близкий к Задонщине.] пороси поля прикрываютъ. Стязи глаголють: половци идуть отъ Дона, и отъ моря, и отъ всхъ странъ рускыя плъкы отступиша. Дти бсови кликомъ поля прегородиша, а храбрии русици преградиша чрълеными щиты.

Яръ туре Всеволоды Стоиши на борони, прыщеши на вой стрелами, гремлеши о шеломы мечи харалужными! Камо, туръ, поскочяше, своимъ златымъ шеломомъ посвечивая, тамо лежать поганыя головы половецкыя, поскепаны саблями калеными ¹¹шеломы оварьскыя ¹¹[11–11 Мотив Задонщины, осмысленный по В. Н. Татищеву.] отъ тебе, яръ туре Всеволод! Кая раны дорога брата, забывъ чти и живота, и града Чрънигова, отня злата стола, и своя милыя хоти красныя Глебовны свычая и обычая?

Были вчи Трояни, минула лта Ярославля. Были плъци Олговы, Ольга Святьславличя. Тъй бо Олегъ мечемъ крамолу коваше и стрлы по земли сяше. Ступаетъ въ златъ стремень въ град Тьмуторокан. Тот же звонъ слыша давный великый Ярославль сынъ Всеволодъ, а Владимиръ по вся утра ¹² уши закладаше ¹²[12–12 Возможно, мотив из «Одиссеи».] въ Чернигов. Бориса же Вячеславлича слава на судъ приведе и на Канину[Мотив Кенигсбергской летописи.] зелену паполому постла за обиду Олгову храбра и млада князя.

{Съ тоя же Каялы Святоплъкъ полеля отца своего междю угорьскими иноходьцы ко святй Софии къ Киеву. Тогда при Олз Гориславличи сяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука. Въ княжихъ крамолахъ вци человкомь скратишась.}

Тогда по Руской земли ртко ратаев кикахуть, нъ часто врани граяхуть, трупиа себ дляче, а галици свою рчь говоряхуть, хотять полегти на уедие.

То было въ ты рати и въ ты плъкы, а сицей рати ¹³не слышано! Съ зараниа до вечера, съ вечера до свта летятъ стрлы каленыя, гримлютъ сабли ¹³[Мотив Кенигсбергской летописи.] о шеломы ¹⁴ трещатькопиа харалужныя ¹⁴[14–14 Мотив Сказания о Мамаевом побоище, близкий к Задонщине.] въ пол незнаем среди земли Половецкыи. Чръна земля подъ копыты, костьми была посеяна, а кровию польяна; тугою взыдоша по Руской земли.

Что ми шумить, что ми звенить давечя рано предъ зорями? Игорь плъкы заворочаетъ, жаль бо ему мила брата Всеволода. Бишася день, бишася другый. Третьяго дни къ полуднию падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучиста на брез быстрой Каялы. Ту кроваваго вина не доста. Ту пиръ докончаша храбрии Русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую. ¹⁴ Ничитътрава жалощами ¹⁴,[14–14 Мотив Сказания о Мамаевом побоище, близкий к Задонщине.] а древо с тугою къ земли преклонилось.

Уже бо, братие, невеселая година въстала, уже пустыня силу прикрыла. Въстала обида въ силахъ Дажьбожа внука. Вступила двою на ¹⁵ землю Трояню ¹⁵,[15–15 Мотив, навеянный В. Н. Татищевым.] въсплескала лебедиными крылы на синмъ море, у Дону плещучи. Убуди жирня времена. Усобица княземъ на поганыя погыбе. Рекоста бо братъ брату: «Се мое, а то мое же». И начяша князи про малое «се великое» млъвити, а сами на себ крамолу ковати. А погании съ всхъ странъ прихождаху съ победами на землю Рускую. О! Далече зайде соколъ, птиць бья къ морю. А Игорева храбраго плъку не крсити. За нимъ кликну Карна и Жля, поскочи по Руской земли, смагу мчючи въ пламян роз. Жены руския въсплакашась, а ркучи: «Уже намъ своихъ милыхъ ладъ ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати, а злата и сребра ни мало того потрепати». А въстона бо, братие, Киевъ тугою, а Черниговъ напастьми. Тоска разлияся по Руской земли. Печаль жирна тече средь земли Рускый. А князи сами на себе крамолу коваху. А погании сами победами нарищуще на Рускую землю, емляхудань побл отъ двора.

Тии бо два храбрая Святъславлича, Игорь и Всеволодъ, уже лжу убуди которою, то бяше успилъ отецъ ихъ Святъславь грозный великый Киевскый. Грозою бяшеть притрепалъ своими сильными плъкы и харалужными мечи наступи на землю Половецкую, притопта хлъми и яругы, взмути рки и озеры, ¹⁶ иссуши потоки ¹⁶[16–16 Библейский мотив.] и болота, а поганаго Кобяка изъ Лукуморя отъ желзныхъ великихъ плъковъ половецкихъ, яко вихръ, выторже. И падеся Кобякъ въ град Киев, въ гридниц Святъславли. Ту нмци и венедици, ту греци и морава поютъ славу Святъславлю, кають князя Игоря, иже погрузи жиръ во дн Каялы ркы поло- вецкия, рускаго злата насыпаша. Ту Игорь князь высд изъ сдла злата, а въ сдло кощиево. Уныша бо градомъ забралы, а веселие пониче.

А Святъславь мутенъ ¹⁷ соньвид въ Киев на горахъ. «Синочь съ вечера одвахъте мя, — рече, — чръною паполомою, на кроваты тисов. Чръпахуть ми синее ¹⁶ вино сь трудомь смшено ¹⁶,[16–16 Библейский мотив.] сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тльковинъ великый женчюг ¹⁷[17–17 Мотив вещего сна с жемчугом близок к Снам Шахаиши.] на лоно, и нгуютъ мя. Уже дьскы безъ кнса в моемъ терем златовръсмъ. В сю нощь съ вечера босуви врани възграяху, у Плсньска на болони бша дебрьски сани и несошася къ синему морю».