Опираясь на народные основы литературного языка, — заключались ли они в самой выразительности живой русской речи или в отработанных уже поэтических средствах фольклора, — автор „Слова“ обогащал их и доводил до более высокой ступени художественности. Народности идейной сущности „Слова“, глубине его общественно-политической мысли соответствует творческое повышение изобразительности лучшего из сокровищницы народной речи. Язык „Слова о полку Игореве“ — это уже не просто живой или устно-поэтический язык его времени: из того и другого отобраны такие элементы, которые таили в себе богатые возможности развития; в сочетании с высокой культурой литературного языка эти основы народной речи поэтическим дарованием автора подняты на такую высоту, на какую еще раз в начале XIX в. поднял литературный язык обогатив его источником народной речи, Пушкин.
Н. Н. Воронин „СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ“ И РУССКОЕ ИСКУССТВО XII—XIII вв.
1
Чем глубже и детальнее трудом историков литературы раскрывается историческая и художественная природа „Слова о полку Игореве“, тем все более и более многогранным представляется нам гений его автора. Он с поразительным искусством слил в своем творении приемы и стиль различных жанров литературы — воинских повестей и летописи, народного эпоса и лирики, он развивает и углубляет эти приемы, создавая в итоге совершенно своебразное произведение нового качества, не укладывающееся в традиционные рамки какого-либо жанра. Его изобразительные средства исключительно разнообразны и сильны. В их ряду немалую роль играет блестящее уменье „песнотворца“ ввести в ткань поэмы цвет.
Цветовые эпитеты „Слова немногочисленны: черный, белый, синий, зеленый, серебряный, красный (в нескольких оттенках — „чрьленый“, „багряный“, „кровавый“, „пламенный“). В зависимости от контекста эти эпитеты либо прилагаются к одному и тому же предмету (вино — кровавое, синее; берега — серебряные, кровавые) или же один эпитет определяет разные предметы (синее — море, Дон, вино, молнии, мгла; черная — земля, туча, паполома, ворон). Иногда цвет передается не непосредственно соответствующим эпитетом, но выражен в цветовой определенности того или иного предмета, например: дева-обида плещет лебедиными (= белыми) крылами. Используя с чутьем подлинного живописца сочетания немногих цветовых опредений, автор „Слова“ как бы несколькими „мазками“ создает незабываемый по силе и выразительности чисто живописный образ. Мрачный грозовой пейзаж утра несчастного дня битвы на Каяле возвещают
Эти цветовые эпитеты не могут быть сведены к фольклорному вкладу в изобразительные средства „Слова“. От фольклора идут такие сочетания, как „синее море“, „черный ворон“. Палитра „песнотворца“ значительно богаче, и он пользуется ею свободно и смело, то передавая реальный цвет предмета (черная земля — чернозем, зеленая трава), то прибегая к нарочито символическому звучанию цветового эпитета (синее вино, черное одеяло, кровавые зори, серебряная седина). Цветовые эпитеты „Слова“ свидетельствуют об изощренной чуткости автора к цвету (синие молнии, серебряные берега, серебряные струи). Все эти эпитеты образуют определенную цветовую гамму точно выбранных и примененных, ярких и чистых тонов.
Особенно любит автор „Слова“ золото — не только как цветовой эпитет, но и как материал различных драгоценных узорочий княжеско-дружинного быта. Золото постоянно „посвечивает“ или „звенит“ в строках поэмы, порой к нему присоединяется матовое свечение жемчуга: „златой“ или „златокованный“ княжеский престол, „златые“ или „золоченые“ шеломы, стремена, седла и стрелы воинов, русское золото в уборе готских дев, „злато и паволокы и драгыя оксамиты“ в добыче русских воинов