Слово о полку Игореве

Впоследствии о „Слове“ еще до его первого издания упомянул Херасков в комментарии к его поэме „Владимир“ в самом начале 1797 г.[624] Осенью того же года в журнале французских эмигрантов „Северный обозреватель“ („Spectateur du Nord“) появилось и известное сообщение на французском языке Карамзина об открытии „Слова“. Наконец, знакомство со „Словом“ проявил и восемнадцатилетний В. Т. Нарежный, опубликовавший в 1798 г. в журнале „Приятное и полезное препровождение времени“ стихотворение „Песни Владимиру киевских баянов“.

Таким образом, можно утверждать, что открытие рукописи „Слова“ состоялось по крайней мере лет за 8 до ее издания, приблизительно в 1791 или в начале 1792 г.

Но неясности в истории приобретения рукописи „Слова“ этим не исчерпываются. Следует заметить, что А. И. Мусин-Пушкин, имевший возможность широко приобретать древние рукописи из разнообразных архивохранилищ и монастырских библиотек в силу своего положения обер-прокурора Святейшего синода, не всегда точно сообщал о том, откуда и при каких обстоятельствах были приобретены им наиболее ценные из его рукописей. Так, например, о том, как приобретена была А. И. Мусиным-Пушкиным известная Лаврентьевская летопись, впоследствии подаренная им Александру I и переданная последним в Публичную библиотеку, существуют два противоречивых рассказа К. Ф. Калайдовича: по одному из этих рассказов (в „Вестнике Европы“, 1813, № 19) А. И. Мусин-Пушкин приобрел эту летопись вместе с „великой кучей“ различных книг и рукописей, принадлежавших Крекшину, а по другому (в „Записках и трудах Общества истории и древностей российских“, ч. II, 1824) получил ее, „как сказывают“, из Рождественского монастыря во Владимире. Однако обоим этим рассказам противоречит копия с Лаврентьевской летописи, составленная в 1767 г. (т. е. до ее приобретения Мусиным-Пушкиным) учениками Новгородской семинарии (Рукописное отделение БАН, № 34, 2, 23).

В связи с этим приобретает некоторое значение основанное на слухах мнение Полевого о том, что Мусин-Пушкин приобрел этот сборник вовсе не у архимандрита Иоиля, а в Пскове — в Пантелеймоновском монастыре, что на бору, при устье реки Черехи.[625] С другой стороны, если сборник со „Словом о полку Игореве“ и был приобретен у архимандрита Иоиля, то во всяком случае он когда-то принадлежал монастырской библиотеке, на что указывает его номер — 323, вряд ли возможный для небольшой монашеской келейной библиотеки, хотя бы и архимандрита.

Таким образом, остается далеко не ясным, когда точно и у кого приобрел А. И. Мусин-Пушкин свой знаменитый сборник. Но как бы ни были для нас неясны те пути, которыми А. И. Мусин-Пушкин составил свое знаменитое собрание, именно эта подозрительность вселяет в нас уверенность в его подлинности. В распоряжении А. И. Мусина-Пушкина была полная возможность приобретать рукописи не из случайных источников, а из лучших русских монастырских собраний. Вот как об этом рассказывает (с некоторыми понятными недомолвками) К. Ф. Калайдович: „Великая Екатерина, любя историю и благо отечества, удостоила его (А. И. Мусина-Пушкина, — Д. Л.) личного с собою обращения; ей угодно было видеть собранные им некоторые летописи и г. Крекшину принадлежавшие бумаги, кои с крайним любопытством рассмотрев, благоволила некоторые оставить у себя, а вместо того, пожаловала ему несколько пергаминных книг, древних летописей и бумаг, в кабинете ее находившихся, кои самой ей читать было трудно, и поручила ему из оных и из других древних книг обо всем, что до российской истории касается, делать выписки, дозволив искать всюду и требовать, что найдет для сего нужным. Таковое позволение доставило ему редкие исторические и дипломатические выписки и книги, а обер-прокурорское место его в Святейшем синоде, короткое знакомство и обращение с духовными особами и указ императрицы Екатерины в 11 день августа, 1791 года, состоявшийся: о собрании из монастырских архивов и библиотек всех древних летописей и других до истории касающихся сочинений, подали случай приобрести множество древних рукописных и печатных книг, что весьма умножило и обогатило его собрание“.[626] Понятно, что, несмотря на официальное дозволение, А. И. Мусину-Пушкину не всегда хотелось рассказывать о том, откуда попадали в его собрание драгоценные рукописи, а что рукописи были у него действительно драгоценные, которые вряд ли было возможным приобрести у частных лиц, в этом не может быть никаких сомнений.