Медленно наступало хмурое зимнее утро. Сотни глаз были устремлены на извилистый большак и всхолмленное заснеженное поле. Вдали чернела полоса густого кустарника, откуда доносился гул моторов. Ровно в девять после короткой артминометной подготовки в кустарнике замелькали белые точки, и вскоре пехота противника в белых маскхалатах высыпала на поле. Впереди, ведя огонь из пушек, шли два танка. Затрещали выстрелы. Стрелки из ПТР посылали пулю за пулей в броню машин, но они подползали все ближе и ближе.
Наконец один танк остановился, и его тут же обволокло густым черным дымом. А со вторым случилось что-то неладное: ствол его пушки вдруг высоко задрался вверх, будто танкисты собирались стрелять в небо. Некоторые партизаны невольно тоже подняли головы вверх, но кроме низких снежных облаков ничего не увидели. Через некоторое время танк с нелепо поднятой пушкой развернулся и пошел назад. Первый остался догорать на месте.
Не менее двух часов продолжалась жаркая перестрелка с пехотой, которая залегла в оврагах, избороздивших поле. Потом цепи противника отошли в сторону деревень Ковалевщина и Красное.
РАЗГРОМ ГАРНИЗОНА
Шлапаков принял решение в ночь на 19 января разгромить гарнизон в деревне Красное. В эту же ночь, согласно приказу опергруппы, бригады имени В. И. Чапаева и «За Советскую Белоруссию» должны были блокировать гарнизоны в деревнях Малиновка, Ягодки, Ковалевщина, Осиновка, Крыушино, чтобы те не смогли прийти на помощь осажденным шлапаковцами.
Вечером, собираясь на командный пункт в деревню Тетча, комбриг разрешил мне сопровождать его. С ним ехал комиссар бригады Куличков. Санки были маленькие, и мне пришлось занять место кучера, на облучке.
Деревня, куда мы вскоре прибыли, поразила меня своей пустынной тишиной и безлюдьем. Нигде ни огонька, ни дымков из труб, ни звука, будто все вымерло. Только брошенные избы, разбитая дорога да истолченный ногами грязный снег. Жители, спасаясь от карателей, еще накануне ушли в глубь зоны. Только на краю деревни, возле большой избы, чувствовалось движение. Там стояли лошади, запряженные в сани, у забора позвякивали сбруей оседланные кони. Возле крыльца чернела фигура часового с винтовкой.
В просторной избе было тепло. Пахло свежевыпеченным хлебом и неисчезнувшим еще запахом обжитого жилья. На голом деревянном столе в металлических банках, наполненных жиром, горели фитили. Часто хлопали двери. Командиры и комиссары отрядов, вызванные в Тетчу на совещание, подходили к столу, за которым сидел комбриг, и докладывали о своем прибытии. От их движения колебалось пламя светильников, вызывая на стенах пляску причудливых теней.
Возле комбрига, опираясь на локоть, склонился над бумагами его заместитель Алесенков в офицерской шинели, туго перетянутой ремнем. Напротив него в распахнутом черном полушубке сидел замкомбрига по разведке Дубленных-Уральский — рослый, порывистый, всегда в движении. Когда он вставал или передвигался, то вокруг него будто ветер поднимался.
Уже собрались все командиры и комиссары отрядов. Комбриг поднялся. Разговоры смолкли, все сгрудились ближе к столу.
— Наша задача, — начал Шлапаков, — заключается в том, чтобы, не ожидая наступления, противника, который, возможно, завтра обрушится на нас всей своей мощью, уже сегодня разгромить его наиболее сильный гарнизон в Красном. Там расположен батальон пехоты численностью до четырехсот человек и штаб сто пятьдесят седьмого полка восемьдесят седьмой гренадерской дивизии, прибывшей недавно в Уллу из Невеля. У противника несравнимое превосходство в военной технике, но ночной бой — это наш, партизанский бой, а вы — несравнимые мастера его…
Шлапаков умел говорить убедительно, горячо, умел зажигать людей.
План боя сводился к следующему: в четыре утра 19 января 6-й и 7-й отряды атакуют гарнизон в Красном. 5-й отряд в это время наступает на гарнизон в деревне Красная Горка, расположенной на расстоянии полутора километров от Красного, блокирует его до конца операции. 3-й отряд, скрытно подойдя с северо-западной стороны к Красному, за пять минут до общих действий открывает огонь, инсценируя наступление.
Как всегда, оперативный план отличался и тщательной проработкой деталей. В этом чувствовался стиль Шлапакова. Он часто повторял, что особенно в партизанской войне мелочей не должно быть, иначе не избежишь расплаты собственной кровью.
Фашисты, хорошо охраняя деревни, в которых располагались, ограничивались лишь редким патрулированием на территориях между ними. Это дало возможность нашим отрядам обойти Красное с юго-восточной стороны и проникнуть в тыл гарнизона, откуда гитлеровцы менее всего могли ожидать нападения. Да и трудно было предположить, что партизаны осмелятся атаковать объект с территории, занятой противником.