Слово солдата

В последней группе шли командир 6-го отряда Афанасьев, комиссар Коваленко-Супрун, командир взвода Смолкотин и еще несколько партизан. Шествие замыкал Григорий Пацуля. У него был разбит висевший на поясе трофейный пистолет, пуля сорвала с головы кубанку, осколками гранат изрешетило сумку с запасными дисками, во многих местах кожаной куртки виднелись отверстия и рваные полосы от пуль. Но на теле — ни одной царапины. Смерть обходила его, словно заколдованного. Он шел легкой упругой походкой, перепрыгивая через канавы и колдобины, весело показывая шагавшему рядом с ним Бахметьеву, сколько дыр от пуль в его одежде. Не переставал шутить по этому поводу.

И уже далеко от деревни тяжелый осколок от снаряда из танковой пушки врезался ему в спину. Смерть была мгновенной… Тело его не удалось унести: два танка и лыжники буквально наседали на партизан. Как потом рассказывали жители Красного, гитлеровцы приволокли мертвого Григория в деревню и жестоко издевались над его телом. А перед уходом из деревни они бросили его в костер. Вероятно, из-за кожаной куртки они приняли его за комиссара, хотя, к слову сказать, никто из комиссаров в бригаде кожаных курток не носил.

5-й отряд под командованием Бобылева в ту ночь блокировал гарнизон в деревне Красная Горка. Там стояло две гренадерские роты. Они до конца операции были накрепко заперты в деревне.

В результате ночного боя партизаны разгромили фашистский батальон, уничтожили два штаба — полка и батальона, захватили все штабные документы, взорвали и сожгли склады с оружием, боеприпасами, продовольствием. Противник потерял более двухсот человек (кроме раненых, количество которых для нас осталось неизвестно). Четырех гитлеровцев мы взяли в плен.

Наши потери: четырнадцать партизан убиты, тридцать два ранены.

Утром 20 апреля немцы ушли из всех занятых ими деревень. Территория зоны была восстановлена.

В ту знаменательную ночь я находился в 6-м отряде. Комбриг разрешил, но приказал:

— Не ввязываться в бой, а делать свое дело.

Я выполнил приказ, но после боя диск моего автомата оказался пустым… На другой день утром я был в 6-м и 7-м отрядах. Партизаны, еще не остывшие после боя, охотно, перебивая друг друга, отвечали на мои вопросы. Я тут же записывал их рассказы.

Эти материалы, как и дневниковые записи, я храню по сей день. Они дали мне возможность восстановить на этих страницах давно минувшие события.

ЗАЧИСТЬЕ, ШЕСТЕРНИ

1

В угрюмую пору февральских метелей на границах зоны наступило некоторое затишье. Зима стояла лютая. Под снегом исчезли скованные льдом озера, и только густые заросли камыша да ольшаника на их берегах указывали места, где летом голубели их зеркальные разливы. А в лесу по ночам гудели морозные ветры. Но тесно было им среди неподвижных деревьев, и, яростно завывая, вырывались они на снежные просторы полей, и тогда уже не видно было, снег ли падает с неба или стелются тучи по земле.

В конце февраля гитлеровцы снова зашевелились. На южной границе они прорвали партизанскую оборону и начали наступление в направлении деревень Зачистье, Немирово, Шестерни. По приказу опергруппы наша бригада и двинулась в этот район с такой же, как и в январские дни, задачей: остановить противника и выбить его с территории зоны.

Мне было разрешено идти со 2-м отрядом и «собрать побольше летописного материала», как заявил комбриг.

Этот отряд являлся одним из тех двух, на базе которых и родилась наша бригада. В его составе сейчас было четыре взвода общей численностью более двухсот человек.

Командовал отрядом Г. Афанасьев, офицер Советской Армии, направленный весной 1942 года за линию фронта в оккупированный тыл. Всегда подтянутый, решительный, строгий характером, он пользовался большим авторитетом у партизан. Комиссар отряда А. Чуваев, начштаба В. Хмельков и их заместители Н. Полежаев и А. Бурцев начали свой партизанский путь еще в Касплянских лесах на Смоленщине. За два года войны они стали опытными командирами и не один раз отличались в боях. Отрядную разведку, как всегда, возглавлял человек с «особым характером» — Михаил Конюхов. Он, как говорится, не ведал страха, воевал весело, лихо, используя каждую случайность на благо делу.

Утром 27 февраля отряд выступил из деревни Лобаны.

Погода в тот день выдалась на редкость ясная. Яркое солнце, отраженное искристым снегом, слепило глаза. На большой высоте в синем небе медленно кружил немецкий самолет-разведчик, и мы прибавили шагу, чтобы быстрее войти в лес. Здесь настроение сразу улучшилось. В открытом поле партизаны всегда чувствуют себя неспокойно — даже когда практически никакой опасности нет. Лес всегда был нашим неизменным другом, и многие из нас обязаны жизнью его надежной защите.

Навстречу по лесной дороге двигался длинный обоз беженцев из захваченных гитлеровцами деревень. По сторонам его шли усталые люди. Они часто оглядывались назад — там, за лесом, поднимались к небу столбы дыма. Это, охваченные пламенем, горели их дома, погибало в огне все, что нажили за долгие годы…