Читаем Слово живое и мертвое полностью

Это, пожалуй, случаи самые коварные: ловушка замаскирована, скажем, привычностью переносного значения. Но зачастую пишущий соединяет слова, несоединимые по самому прямому, основному смыслу.

«Уши его онемели …наполненные невероятным, убийственным ревом», — очевидно, человеку заложило уши.

«Покосился на него, не отводя глаз (от других)» — попробуйте проделать такое упражнение!

«…Громко вскрикнула она, онемев от страха», — вероятно, похолодев?

«Телевидение выбрасывает на рынок массового потребления море опутывающей человека продукции».

Птицы полетели, «копьями выставив перед собой длинные изогнутые клювы» — но ведь копье-то не изогнутое, а прямое!

Престранно выглядит крупный газетный заголовок «Перекресток, ведущий к истине». Спрашивается, когда это перекрестки куда-либо вели? Ведет одна из дорог, но не сам же перекресток!

Не очень-то удачная выдумка — зевсообразный красавец, но зевсообразный затылок сочетание уж вовсе ни с чем не сообразное.

Надо, необходимо задумываться, как сочетаются слова, тогда вовремя заметишь, что невозможно «маленький шофер взгромоздился на сиденье», и подыщешь замену: вскарабкался, взобрался либо примостился за рулем.

Из текста, подписанного двумя литераторами, в последнюю минуту выловлена «конструкция по принципу пустотелой трубы». А какой же еще ей быть, трубе? Труба или трубка любого происхождения и назначения в зубах курильщика или в оркестре, огромная ли фабричная или тончайший капилляр — всегда пустотелая, это ее первейшее определение и отличие от любого другого предмета!

«…Крикнул он сварливо» — было сказано когда-то о герое одного романа. А много времени спустя в новом издании «отредактировано»: «крикнул он ворчливо» — и никто не услышал, не спохватился, что крик и ворчание несовместимы.

Читаем в публицистике и в художественной прозе, переводной и оригинальной: «Я ощутил полную опустошенность», «Там царило полное запустение», «Картина полного опустошения».

Да, слово полный теряет свой первоначальный смысл и нередко воспринимается как совершенный. Но не в таких же сочетаниях!

Иной переводчик способен написать: «Именно этот образ жизни привел ее к смерти» — получается плоская острота, вовсе не предусмотренная зарубежным автором. Да еще вслед за этим герой старается «восстановить картину ее жизни», а через фразу о другой женщине сказано: «…знала очень много мужчин в своей жизни» — хоть бы для разнообразия на своем веку!

«Присутствие смерти ощущаешь так живо …» (вместо — явственно, сильно, остро). Распорядитель на похоронах рассуждает: «Мало кто нам радуется, но без нас не проживешь!» — опять дурной каламбур. И тут повинен вовсе не дух книги и не характер говорящего. Просто переводчик свел вместе слова и понятия несовместимые, они друг с другом на ножах. Можно было подыскать что-то более уместное (без нас не обойдешься).

Если упомянуты «мертвецы на кладбище», то в следующей фразе излишне «не могли сдвинуться с мертвой точки».

Такое получается по невниманию, по недомыслию.

Еще того чаще нелепые столкновения, ненужные повторы встречаются там, где избежать их и вовсе просто.

Хорошо ли сказать, что человек не увидел ни одного мало-мальски большого дерева? Или: зверек «понял, что маленькая девочка не самое большое зло для него»? Не лучше ли — для него не слишком опасна?

«Силясь побороть свою слабость» — конечно же, здесь надо пытаясь, стараясь.

Зимнее лихолетье. Слово отличное, но рядом с зимой чудятся уже не лета, а лето!

«…Не заметил поблизости никого, кроме далекой детской фигурки».

«В силу своего слабоумия»!!

У одного писателя (не переводчика!) герой «с хрустом потянулся, вдохнув воздух со свистом». А кто-то хлебает похлебку (лучше все же хлебать суп, а похлебку уписывать, уплетать). А кто-то говорит о войне: «Я последний год прихватил — и то хватило».

Тут автору нужны были только глаза и уши.

У мастера, и тоже не в переводе: «От ее тела, затянутого в тонкое платье, тянуло теплом».

Нечто «приносит положительные плоды». Да, плоды не так сухи и казенны, как навязшие в зубах результаты, но уж если плоды — так скорее добрые, хорошие.

«И второе, хотя здесь третьестепенное…»

В один прекрасный день печатается в газетах, звучит по радио: «Кое-где допускаются недопустимые факты».

Или так: «Антиобщественные подонки общества…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология
Повседневная жизнь Соловков. От Обители до СЛОНа
Повседневная жизнь Соловков. От Обители до СЛОНа

Повседневная жизнь Соловецкого архипелага, или просто Острова, как называют Соловки живущие на нем, удивительным образом вбирает в себя самые разные эпохи в истории России. А потому и книга, предлагаемая вниманию читателя, столь же естественно соединяет в себе рассказы о бытовании самых разных людей: наших современников и подвижников благочестия XV-XVI столетий, стрельцов воеводы Мещеринова, расправлявшихся с участниками знаменитого Соловецкого сидения второй половины XVII века, и юнг Великой Отечественной войны, узников Соловецкого Лагеря Особого Назначения и чекистов из окружения Максима Горького, посетившего Соловки в 1929 году. На острове в Белом море время словно остановилось, и, оказавшись здесь, мы в полной мере можем почувствовать это, убедиться в том, что повседневность на Соловках - вовсе не суетная обыденность и бытовая рутина, но нечто большее - то, о чем на материке не задумываешься. Здесь каждый становится частью истории и частью того пространства, которое древние саамы называли saivo, что в переводе означает "Остров мертвых".

Максим Александрович Гуреев

Документальная литература