Здесь может возникнуть вопрос: так может быть, дарообмен – это явление, типичное для традиционных, религиозных сообществ? А современные горожане, в большинстве своем агностики, прекрасно обойдутся и без него? Но это не так. В успешном дарообмене церковных приходов первостепенную роль играет не столько христианская мораль, сколько наличие относительно солидарного сообщества. Подобного рода коллективные практики, безусловно, возможны и в секулярных контекстах: именно поиском таких образцов секулярной религии, объединяющей людей за пределами церкви, занимался социолог Эмиль Дюркгейм. В этом смысле христианство просто реализует общие коммунитарные основания человеческой жизни.
На этот вопрос можно ответить и с позиции Карла Поланьи [121]
: люди не только не могут существовать изолированно друг от друга, но хуже того, история показывает, что атомизация всегда ведет к плачевным последствиям. Когда люди сильно изолированы, они начинают искать политической общности в наиболее примитивных и жестких формах – Поланьи показывает это на примерах распространения фашизма в Германии и Италии.Для того чтобы вырваться из этой атомизации, нужен баланс разных форм интеграции людей. С одной стороны, стремление к рыночной утопии, в которой люди связаны друг с другом исключительно отношениями взаимовыгодного обмена, ведет к распаду социальных связей. С другой стороны, попытка загнать всех в плотное, неразделенное подобие барака тоже уничтожает социальность. Для того чтобы не впадать ни в ту, ни в другую крайность и найти баланс, требуются отношения реципрокности, то есть отношения дарообмена, которые Поланьи, исходя из устойчивой антропологической традиции, считает базовой формой человеческой социальности. Предшественники Поланьи – в первую очередь антропологи Бронислав Малиновский и Марсель Мосс – первыми заговорили о бессмысленности искусственной оппозиции между человеком-эгоистом и человеком-альтруистом. Они показали, что обе модели абсолютно абсурдны, поскольку мотиваций у людей может быть намного больше, а дарообмен – это едва ли не самая фундаментальная форма социальных отношений. Сегодня именно дарообмен может быть реальной альтернативой императиву «Никто никому ничего не должен»: желание в чем-то поучаствовать, кому-то что-то дать показывает, что дарообмен и есть то, к чему люди на самом деле стремятся.
Когда в небольшом городе на центральной площади появляется маленькая дверка с надписью «Кредит», в нем начинают разрушаться последние остатки сообщества. Доступный кредит создает у человека ощущение полной неподконтрольности другим: «Я пошел и взял, и никому я ничего не должен рассказывать. Что они мне? Я свободный человек». Однако моральная цена кредита оказывается намного выше его заявленной формальной стоимости. Чем сильнее императив никому ничего не быть должным, тем выше моральные издержки любой просьбы о помощи и тем большую цену человек готов заплатить, чтобы об этой помощи не просить. В российском обществе потребления, для которого характерен высокий уровень социально-экономического неравенства, этот императив действует в контексте огромного разрыва в стандартах потребления. А учитывая, что в сегодняшней России возможности любой гражданской активности заблокированы и остается только потребление, – хотя бы потреблять хочется как следует. Наблюдая за развращенной элитой, рядовой гражданин думает: «Может быть, я в сто, в тысячу раз хуже его, но не в миллиард же раз, наверное!» И именно здесь у людей возникает представление о том, что считать свою жизнь состоявшейся они могут только абсолютно самостоятельно обеспечивая себе достойный уровень потребления, – а иначе ты лузер. Это представление и подталкивает многих к тому, чтобы брать кредиты. Встает экзистенциальный вопрос: «В конце концов, я человек или кто?!»
А дальше возникает проблема потери лица. Обращаясь к другим людям с просьбой дать в долг, мы, с одной стороны, вынуждены признаться в том, что нам чего-то не хватает, а с другой – вынуждены объяснять, на что потратим средства. Поэтому многим проще обратиться в кредитную организацию или банк, которые не будут выяснять детали наших личных обстоятельств. Эта проблема потери лица будет возникать – причем по нарастающей – на каждом витке перекредитования. Человек, не сумевший вовремя выплатить первый кредит, оказывается в ситуации сужающегося тоннеля – именно так это описывают наши респонденты. Тот, кто на самом первом шаге не обращался ни к кому за помощью, вынужден будет не только защищать свою исходную потребность, но и объяснять решение брать на нее кредит – и, самое главное, отвечать на вопросы о том, почему не сумел отдать его вовремя. Именно поэтому многие принимают решение взять следующий кредит – чтобы выплатить исходный. И чем дальше, тем сложнее просить.