Сложные чувства. Разговорник новой реальности: от абьюза до токсичности

На данный момент у меня есть половой партнер. Мы в отношениях состоим. Я не могу сказать, что я горячо люблю этого человека прямо без памяти <…>. Но я понимаю, что мне с ним довольно комфортно и удобно, что меня понимают, меня поддерживают, не тревожат, не пилят мозги.

Двадцатипятилетний Глеб – один из респондентов в исследовательском проекте о трансформации эмоциональных стилей в современной России – рассказывает по просьбе интервьюера о своей «личной жизни» [155]. И «личная жизнь» в его истории состоит именно из «отношений», где есть «границы», «комфорт», «хороший секс», но нет, кажется, одного – любви [156]. Точнее, «любовь» есть, но только не у Глеба: по его собственным словам, он не уверен, что готов к таким чувствам.

Я не знаю, каким должен быть человек рядом со мной, чтобы я мог сказать про него такое: что – вот да, вот это вот то самое. У меня какое-то не доверительное отношение. Я боюсь облажаться сам, что я буду жить сам несчастный с тем человеком, которого не люблю, и сделать несчастливым того человека, с кем я закреплю свои отношения окончательно…

Не только Глеб, но и Павел, Максим, Лида, Наташа и еще с десяток наших собеседников, молодых (от 20 до 30 лет) жителей российского города-миллионника на вопрос о «личной жизни» рассказывают именно об «отношениях». Что они вкладывают в это понятие? Какие надежды, страхи, ожидания связывают с «отношениями» – а какие с «любовью»?

«Отношения» – понятие, из которого практически полностью изъята интимность; оно описывает не столько эмоциональный смысл связи с другим человеком, сколько ее формальный статус. Говорящий/-ая об отношениях не подразумевает, что кого-то любит или в кого-то влюблен/-а, – но лишь обрисовывает контур связи. При этом слово «любовь» не просто уходит из повседневного языка, но и нередко используется как антоним «отношениям».

«Любовь» подразумевает неуправляемость; это эмоция, способная полностью захватить и подчинить своей воле; она может быть деструктивной, поскольку заставляет жертвовать собой. Описывая «любовь», наши собеседники отсылали к опыту либо слишком болезненному, либо слишком эмоционально затратному, чтобы включать его в свою жизнь.

Влюбленность – да, влюбленность – это прекрасно. Ну, когда она вот такая приятная, не сильная, когда немножечко цепляет. Я прям… привязываюсь, мне кажется, к людям, которые мне нравятся. Это крайне редко происходит. Наверное, за всю жизнь ну вот пару-тройку раз. Вот. И это, конечно, да – серпом по яйцам.

Лида, 29 лет

Если раньше, в эпоху романтизма, страстная влюбленность понималась как форма сопротивления ригидным нормам, то сегодня все больше людей, напротив, видят в ней форму кабалы. В XXI веке любовь – это разочарование. Ведь пока потом, кровью и нешуточными усилиями самых разных людей общество потихонечку, миллиметровыми шагами все-таки двигается к большей демократичности, любовь так и останется делом принципиально недемократичным. Она всегда выбирает кого-то одного (иногда двух или трех – но и это число ограничено) в пользу кого-то другого, и нет на свете таких судов и этических комитетов, которые могли бы присудить потерпевшему достаточную компенсацию.

Нет никакого способа любовь завоевать, заслужить, получить по льготе. Ее можно только случайно найти или так же случайно потерять. Зато отношения можно строить в совещательном процессе, на контрактных условиях и с учетом потерь для обеих сторон. Отношения – это своего рода страховка от непредсказуемости любви, островок безопасности, зона комфорта. Конечно, отношения могут включать в себя любовь – но это совсем не обязательно; удобство здесь гораздо важнее страсти, умение «соблюдать дистанцию» – важнее секса, отсутствие риска – важнее неожиданно нахлынувших чувств. У «отношений» есть внятная интенциональность: «я вступаю с кем-то в отношения для того, чтобы мне было комфортно».