Сложные чувства. Разговорник новой реальности: от абьюза до токсичности

Комфорт – едва ли не главная категория эмоциональной жизни «в отношениях»; он заменяет собой любовь, и именно к нему, очевидно, следует стремиться. Достижение этого комфорта основано на одном центральном принципе: отсутствии у «партнеров» друг перед другом каких-либо долгов – эмоциональных, материальных и так далее. Равноценность «инвестиций в отношения» [157] является здесь основным приоритетом.

Отчасти я конформист и стараюсь устроить для себя комфортные условия. Но, опять же, я стараюсь не забывать про того человека, с которым я связываю себя. Я верю в закон бумеранга, я знаю, что чем больше ты отдаешь – тем больше получаешь. А если так не происходит – значит, что-то не в порядке. Я, в принципе, против созависимых отношений.

Глеб, 25 лет

У нас все с ним напополам: ребенок, домашние дела, готовка, уборка – все напополам. И от этого мне хорошо живется в браке. Лучше, чем с родителями. Никто не довлеет надо мной.

Наташа, 30 лет

Отношения, таким образом, – это не просто способ организации эмоциональной жизни, но и долговая мораль [158]. И в отличие от любви, всегда так или иначе вменяющей необходимость жертвы, за «отношениями» стоит тщательно и до малейших деталей разработанный равноценный обмен. Дэвид Гребер, автор исследования «Долг. Первые 5000 лет истории», отмечает [159]:

При обмене вещи, являющиеся предметом сделки, считаются равноценными. Косвенно то же происходит и с людьми, по крайней мере в тот момент, когда на подарок отвечают подарком или деньги переходят из рук в руки; когда долги или обязательства между сторонами погашены и каждая из них может отправляться восвояси. Это, в свою очередь, подразумевает автономию.

На то, что за идеей «отношений» стоит именно идеал обмена, косвенно указывает и «контрактный» язык для описания чувств: «потребности», «партнер», «договор». Причем обмениваются здесь не столько вещами, сколько так называемыми «эмодуктами» (emodities) – то есть продуктами эмоционального труда: знаками внимания, поддержкой, физическим контактом и так далее [160]. В оптике обмена эмодуктом может стать практически любая форма контакта – от утешительного похлопывания по плечу до БДСМ-секса: главное – чтобы эмоциональное предложение удовлетворяло эмоциональный спрос – и справедливо вознаграждалось.

Определяя качество своей эмоциональной жизни степенью равноценности обмена, наши респонденты постоянно подчеркивают важность взаимной поддержки – точнее, важность взаимного оказания эмоциональных услуг. Например, услуг по предоставлению личного пространства: «Я не лезу в ее дела, а она – в мои». Или услуг в области того, что принято называть «личностным ростом»: «Если он захочет пойти учиться, то я его поддержу. И он меня тоже». Речь о чувствах как таковых практически не заходит; говоря об «отношениях», наши собеседники детально обсуждают содержание своих «контрактов» с партнерами и гораздо в меньшей степени – своих переживаний. С точки зрения экономической антропологии – дисциплины, наиболее глубоко и основательно изучившей то, что люди понимают под своим и чужим долгом, – это совершенно неудивительно. Об этом пишет Дэвид Гребер:

Отличительной стороной торгового обмена является его «безличность»: в принципе, не имеет никакого значения, кто именно нам что-то продает или что-то у нас покупает. Мы просто сравниваем стоимость двух предметов.

Прагматика интимных «отношений» точно так же выводит на первый план предметы обмена – а не их субъектов; «потребности» уникальны – а вот «партнеры», способные их удовлетворить, взаимозаменяемы (до определенного, разумеется, предела). Эта прагматика воплощается в повседневном языке: «у нас с человеком отличный секс», «мы с человеком делим все пополам», «человек мне говорит». У «человека» нет ни имени, ни пола – свобода от долгов предполагает и свободу от всего личного.