Сложные чувства. Разговорник новой реальности: от абьюза до токсичности

Своего абсолюта прагматика обмена достигает в формуле «никто никому ничего не должен» – тут на первый план выходит предельная степень анонимизации и отстраненности. Говорящему требуется сделать усилие и отстраниться, изъять себя из эмоциональной связи.

Мы ничего друг другу не должны. Если я влюблюсь в кого-то другого, я просто сольюсь. Я всегда так делаю. Просто пропадаю. Тут нет позиции. Может быть, сейчас мы нет, а через месяц снова да. Может быть, мне надо подумать. А может быть, я хочу на месяцок отвлечься на что-то другое. Спишемся потом – вдруг ты еще да и я еще да.

Аня, 29 лет

Императив полного освобождения от любых вмененных обязательств – моральных, материальных, эмоциональных – предполагает смену «долга» на «выбор».

Я считаю, что нет такого понятия, как «долг». Есть понятие «выбор». Слово «долг» – оно обременяющее. Это очень тяжелое слово. И чаще всего оно подразумевает нежелание делать то, что ты делаешь. То есть «я обязан делать, потому что нет другого варианта». Нет другого выбора. А мы это делаем просто потому, что мы счастливы. Нам так хорошо. И вот в данном случае должны строить эти отношения, на мой взгляд, не из чувства долга, а из чувства именно счастья.

Глеб, 25 лет

В чем же здесь проблема? Разве мы не хотим быть уверены в том, что оказались с кем-то рядом не потому, что нас к этому принуждает какой-то долг, а потому, что мы «каждый день это выбираем», как советуют нам поп-психологи? [161] Выбираем – потому что именно с этим человеком, именно на этих условиях обмен получается наиболее выгодным? Попробуем ответить на эти вопросы.

Начнем с того, что обезличенный, полностью сведенный до своей непосредственной функции обмен невозможен даже в чисто коммерческих предприятиях, преследующих выгоду. Как пишет Дэвид Гребер:

Даже в самом безличном торговом центре или супермаркете продавцы должны, по крайней мере, изображать личную теплоту, терпение и другие качества, внушающие доверие; на ближневосточном базаре нужно пройти через сложный процесс установления показной дружбы, вместе выпить чаю, поесть или покурить, прежде чем приступить к столь же сложной процедуре торга <…> Все это делается исходя из допущения, что покупатель и продавец хотя бы в этот момент являются друзьями (а значит, каждый имеет право разгневаться и возмутиться, если другой выдвигает непомерные требования), хотя все это выглядит как небольшая театральная пьеса. Когда предмет перешел к новому владельцу, оба участника торга не думают, что когда-либо еще будут иметь дело друг с другом.

Таким образом, в ходе торгового обмена возникает перформативная привязанность, требующая большого эмоционального труда со стороны продавца и отчасти со стороны покупателя [162]. Все стороны процесса при этом понимают, что привязанность эта ситуативна и перестанет существовать в момент заключения сделки. Похожая логика действует и в интимном обмене – в отношениях – с той разницей, что возникающая здесь привязанность может быть совсем не такой поверхностной, а разрыв ее может стоить субъектам больших усилий. Подобно тому, как в жертвенность любви по умолчанию встроен потенциал насилия, в идеал сведения баланса встроено расставание: