Может быть, потому, что я удобно устроилась на диванчике, я сама увлеклась собственным рассказом. Доктор Бретуэйт все время сидел на полу и ни разу меня не перебил. Я почти забыла о его присутствии. В пепельнице на столике у дивана обнаружилось три окурка, хотя я не помню, чтобы я курила, пока говорила. Наступившее молчание было похоже на паузу для передышки после напряженной работы. Теперь я поняла, почему люди готовы платить просто за то, чтобы их внимательно выслушали.
Бретуэйт долго смотрел на меня. Минуту, если не больше. Его лицо оставалось бесстрастным. За время нашего короткого знакомства я успела привыкнуть к странному ощущению, что, даже когда не произносилось никаких слов, разговор все равно продолжался; разговор взглядов и едва уловимых жестов. Я села, опустив ноги на пол. Я пыталась сидеть неподвижно, ничем себя не выдавая, но у меня было чувство, что Бретуэйт читает меня как открытую книгу, и видит все, что я пытаюсь скрыть.
Он заговорил первым:
– Интересно, что из этого правда?
– Все правда, – возмущенно ответила я.
Он повторил мои слова скептическим тоном.
– Я могла упустить мелкие подробности, – призналась я. – Это было давно.
Он поднялся, подтащил к себе стул и уселся на него верхом, положив подбородок на спинку.
– Значит, вы все это выдумали?
– Я ничего не выдумывала.
– Моя дорогая, для меня совершенно не важно, было ли все это на самом деле. Важно, что именно здесь и сейчас вы рассказали мне эту историю.
Я начала возражать, но он отмел все мои возражения небрежным взмахом руки.
– Возможно, это наполовину выдумка и наполовину правда. Но настоящая правда – важная правда – заключается в том, что сегодня вы выбрали для рассказа именно эту историю. Она все равно будет правдой, даже если это сплошная выдумка.
Ход его рассуждений сбил меня с толку, так я ему и сказала.
– Стало быть, я привел вас в замешательство. И вам это не нравится, да, Ребекка?
Меня уже начала раздражать его тяга к этимологии. Как и его поразительная способность видеть людей насквозь.
– Вы всегда такой недоверчивый? – спросила я.
– Только с теми, кому нельзя доверять, – ответил он. – Я не уверен, что вы сказали и дюжину правдивых слов с тех пор, как мы начали с вами общаться.
– Возможно, вы даже не верите, что меня и вправду зовут Ребекка Смитт, – безрассудно выдала я.
– Моя дорогая, мне совершенно неинтересно, как вас зовут. – Он подошел и наклонился так близко ко мне, что его лицо оказалось буквально в двух дюймах от моего. – Вот видите? Вы взбудоражены, и вам это не нравится. Но ведь вы для того и приходите на консультации, разве нет?
На мгновение мне показалось, что сейчас он набросится на меня. Я чуть не поморщилась от отвращения при одной только мысли, как его пухлые губы коснутся моих. Я отвернулась. Он выпрямился, и я начала собирать свои вещи.
– Да, я так и подумал, – сказал он. – Малышка уже бежит прочь. К папочке под крыло.
Я поднялась и надела пальто. На пути к выходу я не сумела заставить себя посмотреть на Бретуэйта. Я прошла мимо Дейзи, не сказав ей ни слова. Даже спускаясь по лестнице, я слышала смех Бретуэйта.
В вечерних сумерках уличные фонари светились оранжевым. Мое дыхание вырывалось изо рта белыми облачками. Я чувствовала себя совершенно опустошенной. Никогда бы не подумала, что простой разговор может отнять столько сил. На Эйнджер-роуд не было ни души. Здесь, в центре Лондона, я осталась в полном одиночестве. Я медленно пошла в сторону Примроуз-Хилл. Бретуэйт был прав. Я сейчас взбудоражена, и мне это не нравится. Я закурила, чтобы откорректировать пошатнувшийся мир. Все казалось каким-то кривым и неправильным.