Как же ему больно! Душа испуганно сжимается от ужаса. Не могу вынести это ни секундой больше! Словно по щелчку пальцев оказываюсь в другой — темной комнате. В одно мгновение вся боль уходит.
Только покой…
Меня будто качает на волнах. Медленно, плавно. Нет! Нет, не хочу я этого покоя! Верните назад. Немедленно! Меня ждут мой Давид и сынок. Пожалуйста… Ласковый ветерок касается кожи, как будто желая успокоить, отвести панику. Внезапно ощущаю теплые объятия и такой родной аромат мамы.
Его не спутать ни с чем… Но почти тут же ласковое тепло исчезает и с моих губ отчаянно срывается:
— Мама?! — тянусь вперед рукой. — Не уходи! Я так скучаю!
Сердце запинается, когда прямо в ушах слышу мягкий мамин голос:
— Еще не пора. Тебя ждут, доченька, — ее голос растворяется и последнее, что я слышу: — Я всегда рядом.
Прикладываю огромное усилие и дергаюсь, словно от толчка. Тьма начинает постепенно рассеиваться, и я слышу, словно сквозь толщу воды голоса:
— Она приходит в себя.
Тяжело моргаю и наконец открываю глаза. Веки набрякшие, как после тяжелого глубокого сна. Чувствую себя ужасно! По мне будто проехался тяжелый каток, сломав каждую косточку. Но что-то древнее и инстинктивное заставляет слабо, но настойчиво приказать хриплым голосом:
— Дайте моего ребенка! Где мой сын?
Медсестра поспешно кидается ко мне и помогает приподняться на кровати. Все болит, особенно низ живота и я, прикусив губу, откидываюсь без сил на высокую подушку. Только сейчас я замечаю Давида. Он стоит у окна. В могучих руках любимого, запелёнатый малыш.
Такой крохотный!
Сердце заполняется вибрирующей материнской нежностью.
Мой Русланчик!
Давид в три шага оказывается рядом, и я настойчиво тяну руки к ребенку:
— Кажется, я чуть не умерла и не попала в ад, — морщу нос, вспоминая дикие видения. — Чтобы я еще когда-нибудь позволила сделать мне наркоз.
Ни за что!
Аккуратно прижимаю к груди теплый белый сверток и не могу до конца поверить в происходящее.
Мой сынок! Руслан…
Семь месяцев я носила его под сердцем. Столько всего МЫ ВДВОЕМ пережили. Страх, отчаянье, радость! А теперь я тебя вижу.
Крохотное личико такое безмятежное во сне, что мне даже страшно дотронуться до светлой атласной щечки. А ресницы какие!
— Ну да, — отвлекает меня Давид от первого знакомства с малышом. Несмотря на улыбку любимого, под глазами у него замечаю темные круги от усталости и переживаний. — Ты готова сбежать от меня куда угодно, только вот теперь ничего не выйдет, — целует меня в лоб и добавляет нежно: — Спасибо за дочку, милая.
Еще секунду я улыбаюсь, не до конца осознавая сказанное.
— Дочку? — непонимающе повторяю за Давидом.
Тут же опускаю взгляд и внимательно вглядываюсь в невинное личико младенца. Черты такие милые — пухлый ротик бантиком, маленький носик и длиннющие черные ресницы. Одним словом — чудо! Куколка!
— У нас дочка, — усмехается Давид. Любимый трогает большим пальцем темные кудрявые
волоски на голове крохи. — Никто не ожидал такого сюрприза.
Инстинктивно прижимаю дочь к себе сильнее и потрясенно вскидываю глаза на будущего мужа.
— Давид…
С ужасом боюсь заметить в отражении любимых карих глаз горькое разочарование. Но вместо него слышу:
— Она само совершенство, — спокойно говорит Давид, и я осторожно, словно щупая почву, произношу:
— Это девочка. Ты хотел…?
Мое сердце сжимается от тоски и ужаса в ожидании ответа. «Доченька, ты будешь самая любимая. Я никогда не дам тебя в обиду, никому! Моя девочка…»
Глотаю тяжелый ком в горле, вспоминая слова мамы, которыми она оправдывала грубость отца по отношению ко мне: «Мужчины хотят сыновей — так уж устроен мир».
— Глупышка, — снисходительно успокаивает Давид. — Я не обменяю свою Каролину* и на десять сыновей, — в голосе любимого звучит ничем не прикрытая гордость.
— Каролина? — медленно повторю имя, словно пробуя его на вкус. Опускаю взгляд на крошечную малышку, которая так и не соизволила открыть глазки.
— Она так требовательно кричала, когда родилась, словно царская особа, — усмехается Давид, поправляя заботливо пеленку возле шейки крохи.
— Ей подходит, — соглашаюсь, довольная тем, что муж сам выбрал имя для нашей дочери. Прикасаюсь к темным неожиданно густым волоскам Каролины. Такие мягкие, как шелк. В груди начинает зарождаться такое сильное чувство, что на глаза набегают слезы счастья. Улыбаюсь, наблюдая за тем, как трепещут длинные загнутые реснички.
Каролина будет сильной девочкой. Я уверена! Там, где мне хватало сил лишь на то, чтобы ставить запятые и пробелы, ей хватит духа ставить точки. Мы с Давидом всегда будем рядом и поможем нашей девочке во всем.
— Давид, — поднимаю сияющий взгляд, встречаясь с такими родными полными нежности и любви глазами. — Я люблю тебя.
Давид на мгновение прикрывает глаза. Жилка на шее любимого бьется с неистовой силой. Темные глаза подозрительно блестят, когда уголок четко очерченного рта приподнимается и моей руки касается теплая сильная ладонь. Поддаюсь душевному порыву и целую его в кисть, а затем подношу ее к своему лбу.