Случайность и необходимость

Некоторые эксперименты на кошках[67] помогают объяснить тот странный факт, что поле, одновременно отражающее все цвета спектра, видится как белое пространство, хотя белый субъективно воспринимается как полное отсутствие цвета. Эксперименты показали, что из-за перекрестного торможения между определенными нейронами, реагирующими на различные длины волн, они «молчат», если сетчатка равномерно подвергается воздействию всей гаммы видимых волн. Таким образом, в субъективном смысле в споре Ньютона и Гете прав был Гете. Эта ошибка абсолютно простительна для поэта.

Несомненно также, что животные способны классифицировать объекты или отношения между объектами в соответствии с абстрактными категориями, особенно геометрическими: осьминог или крыса могут научиться различать такие фигуры, как треугольник, круг или квадрат, и безошибочно распознавать их по геометрическим признакам, независимо от размера, ориентации или цвета.

Согласно исследованиям нейронных сетей, отвечающих за анализ фигур, помещенных в поле зрения кошки, распознавание геометрии обусловлено самой структурой сетей, которые фильтруют и реконструируют изображение на сетчатке. Фактически эти анализаторы накладывают собственные ограничения на изображение, из которого затем извлекают простейшие элементы. Некоторые нервные клетки, например, реагируют только на прямую линию с наклоном слева направо; другие – на линию с наклоном справа налево. Таким образом, образ объекта не передает четкой геометрической «идеи»; скорее чувственный анализатор воспринимает и воссоздает объект из его простейших геометрических элементов[68].

Эмпиризм и врожденность

Все эти современные открытия не только обеспечивают поддержку и придают новый смысл Декарту и Канту, но и свидетельствуют против радикального эмпиризма, который господствовал в науке в течение последних двухсот лет и бросал тень сомнения на любую гипотезу, предполагающую врожденность рамок познания. Некоторые современные этологи до сих пор, придерживаются идеи, что одни элементы поведения животных являются врожденными, а другие усвоенными, причем одно исключает другое. Насколько ошибочна эта концепция, убедительно продемонстрировал Лоренц[69]. Элементы поведения, приобретаемые через опыт, приобретаются в соответствии с некой программой, которая сама по себе является врожденной, то есть генетически детерминированной. Структура программы инициирует и направляет раннее обучение, которое будет следовать определенному, заранее установленному курсу, прописанному в генетическом наследии вида. Именно так, по всей вероятности, следует понимать процесс, посредством которого ребенок овладевает речью. Нет никаких оснований сомневаться в том, что то же самое справедливо для фундаментальных категорий познания у человека, а возможно, и для многих других элементов человеческого поведения, менее фундаментальных, но играющих важную роль в формировании индивида и общества. Такие проблемы в принципе доступны для изучения. Этологи проводят подобные эксперименты каждый день. Однако они слишком жестоки, чтобы их можно было проводить на людях (точнее, на молодых людях). Таким образом, уважение к самому себе заставляет человека отказаться от изучения самых корней своей собственной природы.

* * *

Продолжительный спор о картезианской врожденности «идей», отрицаемой эмпириками, напоминает более поздний диспут о различии между фенотипом и генотипом, разделивший биологов на два лагеря. Генетикам это различие представлялось фундаментальным, необходимым для самого определения генетического наследия; биологи же, не работающие в области генетики, видели в нем не более чем уловку, призванную спасти постулат об инвариантности гена. Здесь мы вновь видим повторение конфликта между теми, для кого истина пребывает лишь в конкретном, реально существующем объекте, и теми, кто ищет идеальную форму за его пределами. Существует два типа ученых, говорил Ален: те, кто любит идеи, и те, кто их ненавидит. В мире науки эти две установки до сих пор противопоставляются друг другу; но обе они, в силу самого своего противостояния, необходимы для научного прогресса. Можно только сожалеть (от лица презирающих идеи), что этот прогресс, которому они способствуют, неизменно доказывает их неправоту.