Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами

«С течением времени истории о честности и справедливости Николсона, равно как и о его пристрастии к суровым наказаниям, слились с концепциями и легендами ислама», – рассказывал Тарин, добавляя сюда и колониальные представления о мужском начале, воплощением которых были британские солдаты. В ипостаси Никкасейна, то есть маленького Хусейна, он из «индусского божества» превратился в народного героя, полулегендарного исламского персонажа – не совсем бога, но все же окруженного ореолом мистики и наделенного качествами супермена. На фоне возрождения ислама и развития системы образования, способствовавшего искоренению местных предрассудков, секта приверженцев культа Николсона численно сократилась, но до конца все же не исчезла и дожила до XXI века в виде как минимум одной семьи сторожей на тихом, обветшалом христианском кладбище на месте старых казарм в Абботтабаде. В 1990-х годах Тарин поговорил с Али Акбаром, смотрителем этого кладбища уже в третьем поколении. Хотя окружающие считали, что этот обедневший род исповедует христианство, его дед, будучи приверженцем культа Никкасейна, оставил потомкам его мифы и догматы. В то же время Али последним в роду разделял подобные идеи, потому что его сын, приняв традиционный суннитский ислам, избегал любых упоминаний о «никкасейнизме». Образовавшийся вокруг персоны гневливого бригадного генерала культ, что бы он собой ни представлял, пробил брешь в стене между мировыми религиями, указав на то, насколько искусственными и эфемерными могут быть различия между ними. Мускулистое божество, которому поклонялись христиане, индусы и сикхи, превратившееся в мусульманского святого, можно считать образчиком синкретизма, который определяется слиянием воедино элементов разных религий. Подобно термину «религия», синкретизм тоже уходит корнями в полемику внутри христианства, в конфликт между протестантством, лютеранством и кальвинистской реформацией. Означая в переводе с греческого «объединение критян», известных своим скандальным характером, синкретизм стал уничижительным словцом, означающим совмещение несовместимостей. Миссионеры взяли его на вооружение для описания народов, обратившихся в христианство, но все еще хранивших остатки своей старой, экзотической веры. На фоне современных усилий по изучению того, как народы создают собственные религии, объединяя в их рамках множество традиций, зачастую в уникальной и неповторимой манере, понятие синкретизма приобрело более положительную коннотацию. Но в основе этого термина лежит пагубное предположение о том, что религии действительно существуют в чистом, самодостаточном виде до такой степени, что их можно друг с другом смешивать, и что для каждой из них существует более или менее «истинная» версия. Хотя идеи, лежащие в основе индусско-мусульманской секты, могут выглядеть сплошным противоречием, «смешанные» религиозные обычаи в Индии, впоследствии отчетливо разделенные на индусские и мусульманские, до появления нерушимых «мировых религий» представляли собой повсеместную практику. Тесная сплоченность вокруг фигуры Николсона обнажила весь вымышленный характер этой концепции. На обветшалом кладбище Абботтабада никалсейнизм преступил границы религий, а затем исчез среди могил.

* * *

Пока другие взирали на небо, психоаналитик, заглянув внутрь, пришел к выводу, что, по сути, «в основе любой религии… лежит страстное стремление к отцу» (25). В своей работе «Тотем и табу», опубликованной за год до начала Первой мировой войны, Зигмунд Фрейд, опираясь на исследования Мюллера, теорию эволюции Дарвина и анимизм Тайлора, предпринял попытку разобраться в самых темных закоулках человеческой психики. Этот врач, вдохновленный разнообразием фетишей на своем столе, создал язык психоанализа, воспользовавшись огромным хранилищем «примитивных» верований, собранных миссионерами, колониальными офицерами и путешественниками. Собственная оговорка, предупреждавшая, что на эти данные не всегда можно полагаться, потому как собирались они с преодолением языковых барьеров, а потом трактовались учеными, отделенными от них огромными расстояниями, его ничуть не беспокоила. Из всех своих источников Фрейд больше всего опирался на работы шотландского антрополога Джеймса Фрезера, опубликовавшего в 1890 году первые тома своей «Золотой ветви», сборника трудов о религиозных практиках и верованиях, ставившего целью проследить, как из множества древних, примитивных мифов могло зародиться христианство. По его словам, эта работа стала золотыми копями (26) «бесценных фактов и мнений».