Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами

Разрубленное на части божественное естество Священного Мужчины служило идеальной иносказательной притчей с точки зрения демократии. Миллионы тружеников на заводах, фабриках и полях выступали в роли его ног и ступней, предприниматели символизировали торс, солдаты – грудь, а ученые мужи – голову. Политикам, как вообразил в своей работе «История Индии, если ее смотреть во сне» (1875) бенгальский интеллектуал Бхудев Мукхопадхай, достался, вполне естественно, его рот. Древний ведический миф о Священном Мужчине трансформировал обширное многообразие Индии в единый организм, объединенный общей волей и делом, разделенный на части, но все равно единый и неделимый. Если божественное начало в равной степени присутствует в душе каждого отдельно взятого человека и неотделимо от него, то и человек, в свою очередь, тоже обладает аналогичным правом на присутствие. Демократия – это космическое состояние человека (8), естественное и сверхъестественное одновременно. «Король или правитель, несомненно, являются частичкой Бога», – утверждал в 1907 году Б. Г. Тилак в своей речи, намекая, с одной стороны, на осуждение индийцев за то, что они обоготворяли британцев, с другой – на европейское понятие божественного права королей:

Но в соответствии с Ведантой то же самое относится и к каждому подданному из числа местного населения… Король в определенном смысле, может, и представляет собой божество, однако конфликт между ним и подданными призывает новое божество, уже его превосходящее. И если дело народа праведное, второе спокойно поглощает первое… Забывая о справедливости, божественный король тут же теряет свою божественность.

По аналогии с пожирательницами огня, которые могут от доброжелательности перейти к злу, несправедливый король превращался в асуру, то есть демона. В этом случае, если верить Тилаку, его надо было заменить божеством покрупнее – в революционной теологии богом народа. После Первой мировой войны британцы ввели в Индии выборы – с целью не столько подготовить почву для независимости, сколько консолидировать колониальное правление, в том числе путем разделения индусов и мусульман на два разных электората.

Хотя многие индийские лидеры первые выборы бойкотировали, ссылаясь на то, что, по сути, те представляли собой вивисекцию Индии, сама по себе идея голосования с ее ритуалом тайного волеизъявления обладала несравненным могуществом. Призывы к божественной демократии вдохновляли народ, ведь Индия боролась за освобождение от демонов-королей, всех этих эдуардов и георгов, сменявших друг друга. Политики говорили на языке идиом священного, но так, чтобы это выглядело не только метафорой. «Национализм – это религия, идущая от бога» (9), – заявил в своей бомбейской речи мистик и борец за свободу Шри Ауробиндо Гхош. «Национализм бессмертен; национализм не может умереть, он ведь не человек». В этой борьбе забрезжил лучик надежды. «Бога нельзя отправлять в тюрьму», – советовали йоги.

* * *

Нации существуют только в нашем воображении. Чтобы они обрели черты реальности, политикам, вызывающим их к жизни, тоже надо очиститься. Когда 15 августа 1947 года полуночный бой часов возвестил о рождении республики Индия, хрупкому телу святого праведника, служившего ее воплощением, было не до пиршеств. Когда Джавахарлал Неру в Дели вступал в должность первого премьер-министра страны, принимая власть из рук британского вице-короля лорда Маунтбеттена, Махатма прозябал в трущобах Калькутты, расположившись в грязном, обветшалом доме, голодая и пребывая в мрачном расположении духа. Праздновать историческое событие он отказался, видя в нем лишь ожесточенный конфликт с близнецом Индии Пакистаном, родившийся одновременно с республикой.

В определенном смысле соглашение о разделе Индии стало мрачной кульминацией концепции мировых религий, придуманной в конце XIX века. Идею переселения народа по религиозному признаку – мусульмане из Индии ехали в Пакистан, индусы и сикхи из Пакистана в Индию – можно было осуществить только путем материализации религий и превращения их в герметичные, изолированные сущности со строго определенными границами, нуждающимися в постоянной охране. В рамках такой современной систематики сотням тысяч тех, кто в ходе переписи населения 1911 года назвал себя «магометанскими индусами» (10) или поклонялся пророку Мухаммеду как аватару Вишну, попросту не нашлось места. Как и обособленной группе раджпутов, дававших каждому ребенку сразу два имени, мусульманское и индусское, либо приверженцам культа Никалсейна, чья вера обитала на самых отдаленных аванпостах религий.