Случайные люди (СИ)

Сердце бухало, как у Мастера вчера. Великий генерал Эбрар в окружении желтоглазых тварей качались в седлах, пока лошади били хвостами и тягали копыта из подлой лужи. Я жалась за плетнем и ждала, пока они спешатся, потому что вот так, когда он верхом, я не допрыгну, а тут важно, как говорил Мастер, сделать все быстро, одним движением, чтобы меня не успели заметить и остановить. А потом бежать. Я потрогала ботинком тропинку, которая, как маленькая грязная речка, впадала в главную деревенскую улицу, она же проезжая дорога из города к полям.

Кони дергались и глухо ржали в тряпки, мертвые головы качались у седел и пачкали кровью лошадиные бока. Разбитый партизанский отряд, очередная легкая победа великого генерала. Будет он ее праздновать, будет сам насаживать головы на пики на городской стене… или прямо здесь, в назидание покоренным местным? Я прошла мимо пары распятых на заборах тел, Марх Мэлор сказал — сопротивление, он сам и его подчиненные в свое время так же делали на покоренных землях с орками, которые якшались с партизанами. А самих «полевых командиров» казнил лично король и возил выпотрошенные тела с собою, пока не начинали вонять. Специальная повозка для этого была, смердела — страсть. Я и сам вылавливал партизан по лесам, бывало, хвалился Марх Мэлор, маршалы не терпели, когда какие-то гады в тылу растаскивают армейские обозы. Как разбойники, говорила я, а Марх Мэлор смеялся и говорил: да, вроде того.

Головы Марха Мэлора я пока не видела, и решила, что будет жаль, если не увижу. Было бы красиво — искупление предательства кровью, сбежал со службы — и вернулся в такой ответственный момент, пожертвовал собой… но нет, это не про нас. Жизни свои отдали другие ребята, которых я не знала по именам, а теперь жалела. Они лезли один вперед другого, спорили, кто должен быть здесь, в самой опасной и ответственной точке, кто должен нанести последний удар, и не слушали Мастера, который монотонно объяснял, почему к Эбрару могу подойти только я. А потом Марх Мэлор капитанским своим голосом прикрикнул на них и сказал, что не их дело думать, их дело исполнять, что говорят, во славу Отечества. А королева их наградит. И глядел на меня. Я подтверждала: наградит, а как же, а сама судорожно думала, где бы взять золота.

Нормальные ребята. А магия эта вся и игры с жизнью и смертью — ненормальные. Никто не должен дважды погибать за Отечество, и одного раза слишком много для жадных на верность стран и государей.

Я отвела глаза на секунду. Они все молодые, кто красивый, кто нет, а я даже имен их не спросила.

Великий генерал со свитой, победители всякого людского сопротивления, наконец, сдались. Точнее, сдался Эбрар, спрыгнул на то, что стыдно называть землей, моментально уделал белые одежды понизу. Опираясь на копье, с чавканьем вытащил сапог из грязищи. Твари следили за ним желтыми глазами. Не повернули плосколобых голов, когда я крадучись подошла к краю лужи. Плечи зудели от взглядов попрятавшихся около кромки Леса ребят… и, надеюсь, Мастера и дамы моей. Если все пойдет наперекосяк.

Я ступила в лужу, перебрала пальцами на отломанном от туфли и заточенном каблуке. Солдатик, которого я попросила, потрудился на славу, оружие вышло что надо. Ладони от него было жарко, и так же жарко было внутри, белый огонь разбух, стоял до горла и выплескивался в рот, словно я наелась табаско. Великий генерал дергал поводья, оскальзываясь и скаля крупные зубы. На меня не глядел — а что на меня глядеть, если ни печати жизни, ни печати смерти на мне все еще не было, и даже разбойники, которых я не жалела, ходят живые, а некоторые даже командуют отрядом, как в лучшие свои годы. Я медленно, чтобы не чавкать грязью, переставляла ноги, и вот уже была совсем близко к Эбрару, и оказалась ему по плечо. Твари в доспехах, обмотанные богатым тряпьем поверху, заводили мордами, я задержала шумное дыхание. Стиснула каблук.

Плащ великого генерала краем зацепился за что-то сгинувшее в лужу. Он, сползши перчаткой ниже по копью, наклонился, принялся дергать.

Я всадила каблук ему под ухо, он тут же уперся в кость, я, поскуливая от страха и отвращения, повернула его в ране и пропихнула глубже, словно затыкала пробкой отверстие, из которого толчками выливается клюквенный соус.

Земля и небо поменялись местами, грязь прыгнула вверх и шмякнулась мне в бок, тут же залепила глаза. Я едва нашла лицо тряской рукой, в оглохшие уши вместе с гулом толкалось шипение и хлюпанье. Боль пришла резко, я схватилась за голову, заскребла ногами, оскользнулась, шлепнулась на спину и подняла, наконец-то, глаза.