Случайные люди (СИ)

— Любовь предает, — сказал мужик в латах, скрипнув перчатками на мече.

— Вас не спросили, — сказала я. — Ваша внучказа вас там убивается.

— Любовь предает, — повторил джентльмен, разжевав, наконец, рафинад. — Нет уз тоньше, чем доброе расположение.

Потому что не надо быть говном, подумала я, вцепившись в живот. И еще подумала: при чем тут любовь?..

Дама гладила меня по спине и боку, от ее ладони оставался жаркий мокрый след, словно на меня пролили чай, и я хотела увернуться от ее руки, но тело едва-едва слушалось, я подалась с дивана вперед и свалилась кулем к блестящим латным сапогам. Все в пятнах, красное на золотом. Четкие капли, круглые, они снялись с металла и поплыли друг за другом у меня перед глазами, а над головой джентльмен хрустел сахаром и что-то говорил… говорил…

…говорил невнятно, а ему тихо и так же через слово понятно отвечали:

— расчистить… вода чистая, я сделаю…

Я повернулась на бок, скукожилась, открыла рот от накатившей от боли тошноты, подождала, выплюнула горькую слюну на какую-то тряпку. Мне на голову положили ладонь, я замерла, перевалилась на спину. Мастер подержал руку у меня на макушке, потом взглянул куда-то вверх и убрал, и мне на лоб легла совсем другая ладонь.

— А я вас видела, — сказала я.

Дама моя двинула губами под вуалькой, я не услышала слов, а может, она ничего и не говорила, просто двигала губами, и боль уходила. Я раскинула руки и ноги, закрыла от удовольствия глаза, но скоро поняла, что мне в спину упирается кочка, и с помощью Мастера села. Голова коротко закружилась, как после сдачи крови. Я взялась за висок, огляделась. Мастер сидел, подобрав ноги, на траве рядом с то ли одеялом, то ли плащом, а за его спиной что-то мерцало, подсвечивая ему спутанные волосы сзади. Там же, за спиною, кто-то сидел. Я проморгалась, различила, что это кто-то из наших ребят, и освещает их с боков как будто огонь. Они глядели на меня, я глядела на них поверх плеча сгорбившегося Мастера. Лицо того было совсем в тени, в такой же густой ночной, как все вокруг. Я подняла голову. Небо ограничивали кроны, а в свободном от них кругу над поляной висели звезды. Я вдохнула и выдохнула, прохладный воздух остудил в носу, и я тут же продрогла, подобрала ноги, обхватила себя за плечи.

— Это все, что осталось, — сказал Мастер тихо. Я его сначала не поняла, но потом Осенняя речь снова стала знакомой и почти родной. Во сне говорили, кажется, по-русски.

— Что осталось? — Я потерла нос, подышала на ладонь и взяла его в горсть. Мастер встал на колени, расстегнул на себе камзол, протянул. Я мигом завернулась, а он сказал:

— Люди. — Медленно повернул голову к фигурам. Они сидели, оказывается, у прогоревшего костерка, отсветами на них мерцали угли. — Наш самозваный капитан дезертировал. Почти все — с ним. Или разбежались. Или не дожили до сего момента.

Чем это он самозваный, подумала я, натурально был пехотным капитаном, и сейчас все сделал по уму и по военной науке, и все получилось… кажется.

— Мы… мы победили? Или что? — спросила я, поглядывая то на даму мою, то на Мастера, то на ребят. По ребятам ничего было не понять, они скребли ножиком чью-то косточку от остатков мяса. Мастер обернулся, попросил подать "трофеи", один из ребят встал, протянул ему сверток. У меня на голодный желудок подкатило к горлу: Марх Мэлор тоже баловался… свертками.

Мастер раскрыл края полотна, и на меня уставилась мертвыми глазами голова Эбрара. Вся в каком-то… я наклонилась к ней ближе, ковырнула пальцем. В соли? Я отряхнула руку, тщательно вытерла о траву. Сказала:

— Вот и ладно.

Мастер вяло кивнул и укрыл неживое лицо, перевязал веревкой. Я выдохнула, похлопала себя по коленям. Вот и ладно. Потрогала живот.

Мастер попытался встать следом за мной, но неловко, как кот с разъезжающимися лапами в подборке забавных видео, сел обратно. Снова подобрал ноги. Я положила ладонь ему на макушку.

— Я скоро. Мне буквально на минутку. И сопровождающие не нужны.

— Ночь, леди, — сказал Мастер тихо.

— Я как-нибудь.

Побыть наедине с природой мне не дали. Что у них тут за привычка подглядывать за людьми в самый ответственный момент. Я уставилась на даму, та глядела — или не глядела — на меня через вуальку, и я сказала, наконец:

— Я сейчас удовлетворю первичные потребности и буду вся ваша.

Видимо, сидя с голыми тылами враскорячку меж кустов, я была не так убедительна, как обычно, и дама никуда не делась, только повела рукой, и с пальцев слетели капли с огоньками — знакомый трюк. Они закружили надо мною, я злобно поглядела на даму и попросила было убрать иллюминацию, но она сказала:

— Посмотри, дитя, нет ли крови.

— У меня ничего не болит, — огрызнулась я, встала, натянула белье и штаны. Я опять была, оказывается, в удобных штанах.

— Это большая потеря для женщины, — сказала дама с каким-то новым выражением. Огоньки отлипли от меня и закружились вокруг нее.

Я отошла подальше, наклонилась, тщательно обтерла руки о траву в росе, потрясла кистями. Уточнила:

— А именно?

— Ты никогда не сможешь выносить и родить. Твои раны…