Случайные люди (СИ)

Дорога не оправдала своего громкого названия: широкая тропа с ямами тут и там. Как дома, умилилась я и окуталась клубами пыли из-под подошв. Быстро стало жарко, я скинула курточку, которую Мастер сделал из покрывала, распустила ворот рубахи. Как удачно все-таки попадать в чужой мир, где нет асфальта и климат-контроля, летом. Потом подумала: меня позвали на войну, а когда еще воевать, как не летом.

Пейзаж вокруг сразу сделался мрачным, а следам на дороге я придумывала теперь обыденные страшные истории: шли солдаты, пели на марше песни про родной дом и суженую с толстой косой, а суженые их, скорее всего, не дождутся, и не потому, что неверны, а потому, что либо солдатики не вернутся, либо деревню захватят враги, а что делают с мирным населением врага, лучше не представлять.

Я, однако, представляла, и даже Мастер вскоре спросил, хорошо ли леди себя чувствует. Я буркнула: нормально, попросила его сделать в штанах карманы, и глубоко сунула в них руки, нахохлилась.

Спросила парней впереди:

— Эта дорога выведет нас к… сейчас, я сама… Рилирвену?

— Не эта, но мы выйдем к Красным ручьям, а оттуда свернем.

— Красные ручьи? Колхоз? — заподозрила я.

Парни оглянулись, но не ответили: не поняли русского. Я шепотом сказала на Осенней речи: коллективное хозяйство.

— Могу предположить, что там глинистые почвы и от этого цветная вода, — сказал Мастер. — Что такое "коллективное хозяйство"?

Большие уши вам, значит, не просто так, подумала я, и принялась рассказывать про колхозы, то и дело сбиваясь на русский. Парни оглядывались и сочувствовали: ясное дело, тот, у кого власть, рано или поздно захочет отобрать у тебя корову. Той весной валье брал овцами за пользованье пастбищами, у кого-то и половину отары мог забрать. Яснее ясного. И чтоб на его полях работали. В этом году хочет поднимать стены — погонит укладывать камень, каменщики дорогие, а крестьян можно за так.

Солдатики, подумала я. Оторвали от сохи и повезло, если научили держать оружие.

Я только начала рассказывать им про коммуналки, как впереди показалась такая же пылища, какую делали мы. Мы сошли на обочину, потом подались к деревьям, подождали. Облако пыли стало понемногу таять. Шли бы навстречу — оно росло бы, заключила я и снова выбралась на дорогу. Поторопила спутников: бодрее, веселее, вдруг это дружественные войска, и они нас подвезут? Или можно будет хотя бы увести пару лошадей под покровом ночи. Сколько, кстати, пути до Красных ручьев?

— Конному — дня два, — сказал один из пареньков.

Конь — это почти как на машине не торопясь, рассудила я, а два дня на машине — это умереть на своих двоих.

— Хочу заранее отметить, что я не владею в полной мере чарами иллюзий, — сказал Мастер.

— Какое… внезапное заявление, — сказала я.

Мастер интеллигентно кашлянул, подождал и пояснил:

— Я не уверен, что смогу поспособствовать вам в конокрадстве.

— Ничего страшного, у меня в роду были цыгане.

Кто такие цыгане, на Осенней речи я объясняла до того самого момента, когда пыль впереди выросла и расступилась, и сквозь нее стали видны ходоки.

Мастер тут же потянул меня с дороги, я стряхнула его руку.

— Чего вы испугались? По-вашему, это регулярная армия?

— Это орки, — сказал Мастер. Пареньки уже похватались за оружие, а я сказала:

— Отставить. У них там дети. Значит — беженцы или что-то такое. Вы как хотите, а я посмотрю поближе.

Мастер снова взял меня за рукав, я не стала вырываться и просто поволокла его за собою. В случае чего он всех испепелит, а дама моя — утопит.

Но на обочину сойти все же пришлось, потому что путники заняли всю дорогу. Они не сразу заметили нас, стали оборачиваться, переговариваться, поднимать умученные лица от дороги. Нечеловеческие лица, но шли как люди: дергали за руку страшных детей, перли на спинах тюки, тащили по дороге волокуши из веток с телами и скарбом, заставляли задних купаться в пыли. Волосы выбивались из-под платков и липли ко лбам.

Мы шли в траве, обгоняя, конца этой безнадежной веренице я пока не видела. Парни держали руки на оружии, Мастер пытался утянуть меня подальше к деревьям. Дети показывали на нас пальцами, родители одергивали их, бросали быстрые взгляды сами, а потом старались не смотреть.

Много я тут нацыганствую, подумала я, пока ни одной лошади.

И еще подумала: на этот раз с собою ни кулона, ничего.

Я завертела головой в поисках дамы, и она явилась полупрозрачная. Беженцы засматривались и спотыкались. Я улыбнулась им и спросила даму:

— Помните, что я попросила? Тогда, в источнике.

Дама не отвечала и совсем истаяла, я видела сквозь нее деревья и злобные мины пареньков.

— Помните? — настояла я. — Можете сделать то же самое для них?

Я махнула рукой в сторону вереницы, которая поравнялась с нами задними своими рядами.

Дама сказала, наконец, словно сам воздух мне ответил:

— Я могу многое, дитя. Не всего я желаю.

— Ну, знаете, тут уж не такое дело, что надо раздумывать, делать или нет, правда?

— Кто бы что про меня ни говаривал при жизни, никто не мог обвинить в содействии врагам и иноземцам.