Случайные связи

Негодяй осторожно поцеловал ее в щеку и сказал, что она прекрасно выглядит. Был он растерян, тих, кажется, даже грустен, а она все шутила и изо всех сил изображала радость от предстоящего законного оформления свободы. Вспоминала, как была оглушена и раздавлена обыденностью процедуры развода, ее краткостью, бездушностью: у людей драма, у них целая эпоха заканчивается. Люди, которые были самыми близкими друг другу, становятся чужими — и никому до этого нет дела.

— Хоть бы шампанского наливали, чтобы разведенные могли тут же отметить свою свободу. Надо же как-то сгладить ужас происходящего. Можно ведь и развод превратить в праздник.

— Для тебя это праздник? — спрашивает он возмущенно.

— Нет.

— И для меня тоже нет.

— Тогда зачем ты все испортил? Зачем ты ушел?

— Так было нужно, — отвечает он. — Извини, мне пора, у меня дела, — взгляд на Сашу, полный горечи. И он снова уходит. Снова бросает ее раздавленную, потерянную, одинокую.

— Какие у этого бездельника могут быть дела? — шепчет Саша и заливается слезами.

А потом она вспоминала, как это чудесно каждую ночь засыпать с близким человеком и просыпаться с ним же. Как хорошо с ним завтракать и ужинать. Как прекрасно, когда тебя кто-то ждет. Как великолепно, когда есть с кем поделиться своими впечатлениями. Как же много он, этот чертов бывший муж, этот жиголо, притворявшийся непризнанным гением для нее значил.

— Ты скучаешь не по нему, — говорила излишне откровенная Маруся, — ты скучаешь по совместному проживанию с мужчиной. И тебе по большому счету все равно, с кем ты там совместно проживала. Ты скучаешь по былому укладу, а вовсе не по конкретному человеку. Скучаешь по налаженному быту и определенности. Был бы на месте твоего мужа кто-то другой, ты скучала точно так же.

— Я тебя ненавижу, — отвечала Саша с улыбкой, — что ж ты в психологи не подалась, а стала заурядной домохозяйкой?

— Я тоже тебя ненавижу, — парировала Маруся. — Признание в ненависти, это ведь не повод для увольнения?

Они смеялись. Не слишком весело. Обе были счастливы оттого, что тогда в начале января, Саша не смогла улететь во Вьетнам, а Марусин вероломный муж подался с любовницей в Таиланд. Господь бог или высший разум, или кто-то еще неведомый и непостижимый, подарил им дружбу, которая казалась им иногда важнее любви.

— Послушай, — сказала Маруся незадолго до дня рождения Саши, — тридцать семь лет — это еще очень юный возраст. Ведь наступит время и тебе исполнится шестьдесят, а потом восемьдесят. И ты еще будешь благодарна судьбе, что дожила до таких лет. Не смей грустить! Слышишь, не смей! Кстати, я приглашаю тебя в ресторан в твой день рождения. Представляешь, мы с тобой вдвоем, все такие безумно красивые! Восхищенные взгляды мужчин, завистливые взгляды женщин, шампанское и устрицы! Повеселимся! Не переживай, все хорошо! Ты не стареешь пока, ты всего лишь взрослеешь. В каждом возрасте есть свои радости. Пока еще не знаю, какие радости есть в зрелости и даже старости, но уверена, что они есть. Потому что жизнь на этой планете устроена вполне разумно.

Получилось так, что Маруся привела ее в ресторан, в который Саша предпочла бы больше не приходить. Потому что это был ее любимый ресторан. Ее и ее бывшего мужа. Он был полон воспоминаний о событиях, которые раньше казались не более чем буднями. Не вполне даже счастливыми. А нынче ресторан этот, будто тусклым прикроватным ночником у разоренного супружеского ложа, освещался ностальгией, сожалениями и обидой.

Она обняла подругу и надела на лицо маску принужденного веселья. И все было не так уж и плохо. На них останавливались и восхищенные взгляды мужчин, и завистливые взгляды женщин. Были и шампанское, и устрицы. А потом пришел ОН. И не один, а со своей новой пассией.

— Так не бывает. Таких случайностей не бывает, — думала Саша. — Зачем он здесь? Как он посмел? Это НАШЕ место! НАШЕ! Он не смеет приходить сюда с другой! Да еще и в мой день рождения!

Они вошли: ОН и крашенная блондинка лет сорока с короткой стрижкой. Пухленькая, кругленькая, молодящаяся, дорого, но безвкусно одетая. На ней было черное облегающее платье, расшитое стеклярусом. Платье подчеркивало ее фигуру — дама была похожа на снежную бабу на тонких ножках: один шар — огромная грудь, второй шар — выдающийся живот и валик жира вместо талии, третьего шара не было, по причине поджарых бедер и мальчишеской попы. На ногах — сверкающие босоножки на головокружительной высоты каблуке. На загорелом лице — кровавые силиконовые губы и готическая чернота вокруг глаз. Будто дешевая блядь, странным образом разбогатевшая.

— Как он с ней спит? — подумала Саша брезгливо. — Это до какой же степени нужно любить деньги? — и тут же устыдилась своей злобы. Эта женщина ведь ни в чем не виновата. Наверное…