Случайные жизни

Он рассказывал, что сел в подъехавшую ровно в шесть “иностранный машина”, где его ожидал улыбчивый американский дипломат и свирепого вида водитель. Водитель был представлен Руслану как американский морской пехотинец Джон, выполняющий важные американские морские пехотные задания и не понимающий по-русски. Поэтому беседу поддерживал исключительно дипломат, чей русский оказался не так уж и плох.

Первая встреча была короткой: американец записал имя Руслана и его биографические данные, поинтересовался, почему тот хочет в Америку, и пообещал поговорить со своим начальством. Он назначил следующую конспиративную встречу и спросил, чем Руслан может принести пользу своей новой родине. Руслан сообщил, что у него имеются профессиональные водительские права, позволяющие ему водить самосвалы. “Очэн карашо, – похвалил его впечатленный достижениями Руслана американец. – Ви думайт, што ищо ви может для нас делайт”.

На следующей встрече американец попросил Руслана рассказать о службе в армии. Руслан, призванный поначалу в стройбат, рассказал о строительных работах, подчеркнув свой трудовой героизм, и пообещал ударно трудиться на американских молодежных стройках, если его туда отправит родное капиталистическое правительство. Американец кивал и записывал рассказ Руслана в настоящий “штатовский” блокнот, пока морской пехотинец Джон возил их по тихим московским улицам, храня гордое империалистическое молчание по причине незнания русского языка. А может, из соображений глубокой конспирации.

Американец объяснил Руслану, что тот должен заслужить отправку себя в США дипломатическим грузом, и дал задание: написать к следующей встрече номер своей воинской части, ее расположение и начертить ее план с казармами, каптерками, ленинской комнатой, медсанчастью и другими стратегически важными объектами.

В назначенный день Руслан явился с двумя листочками, содержавшими всю запрошенную информацию. Американец внимательно их просмотрел, задал умные вопросы и поблагодарил Руслана. Он пообещал дать окончательный ответ на следующей встрече, пожал ему руку и высадил Руслана на углу пустынной улицы. Руслан смотрел вслед уехавшей “иностранный машина” и не заметил, как оказался окруженным плечистыми ребятами спортивного вида. Они быстро скрутили Руслана и усадили его в другую машину – на сей раз отечественного производства.

Руслана доставили в Лефортово и предъявили обвинение в измене родине в форме шпионаже по статье 64 (а), грозящей наказанием от десяти лет заключения на строгом режиме до смертной казни.

Подобных “шпионских” историй в Лефортове было много: таких, как Руслан, называли “инициативники”. Мол, проявил инициативу: сам пришел.

Интересно, что Руслан до суда не мог поверить в постановочную часть своего дела, даже когда следователь зачитывал ему показания “американца”. И только на суде – военном трибунале, поскольку шпионов судил военный трибунал, – Руслан поверил, увидев на свидетельском месте “своего дипломата”, оказавшегося оперативным сотрудником КГБ с засекреченной фамилией. Звали оперативника Николай, а совсем не мистер Стивен. Кто бы мог подумать.

“Морской пехотинец” Джон, кстати, на суд не явился. Был, должно быть, занят важными морскими пехотинскими делами. А может, изучал русский язык.

Так КГБ отрабатывал хлеб, провоцируя “инициативников” на измену родине, выявляя опасный элемент – тех, кто мог потенциально встать на сторону врага. Операция “Трест” – любимая гэбэшная оперативная парадигма: зажжем лампочку, авось мотыльки и слетятся.

А мы их тут и прихлопнем.

Сколько судеб таких молодых наивных ребят, как Руслан, загубил Комитет? Сотни? Тысячи? “Инциативники”, конечно, были сами во многом виноваты, но родное гуманное государство могло бы и не зверствовать, не сажать их на долгие срока, а пугнуть и провести воспитательную беседу. Родина, однако, предпочитала кардинальные меры и отправляла своих непутевых сыновей в лагеря. Откуда они выходили убежденными врагами.

Были в Лефортове и настоящие шпионы: я сидел с некоторыми из тех, кто, думаю, действительно занимался шпионажем. Их имена называть не буду, потому что называть имена виновных нельзя. Даже по прошествии более тридцати лет. Кто знает? Те, совсем недавно казавшиеся нам безвозвратно ушедшими, времена, похоже, возвращаются, и поворачивает Россия назад – в советское будущее. Думаю, скоро появятся в российских тюрьмах “инициативники”, если не сидят там уже.

Называть можно только невинных. Или тех, кто получил наказание, несообразное с содеянным. Память о них должна жить.

Большая “хата”