– Понимаешь, я боюсь того, что могу найти при обыске комнаты. Я не вчера родилась, но с чем-то я могу справиться. Но если найду… – Она делает паузу, оглядывает бар, а затем шепчет прямо в ухо, прикрывая рукой: – Если там будут наркотики, украденные вещи, оружие… Я бы хотела, чтобы ты помог избавиться от них. Конфисковать, сдать, уничтожить, что угодно.
– Ни слова больше, – говорю я ей. – Позвони, когда соберешься осмотреть его вещи. Я приеду и улажу все. Покажешь, что надо забрать, а я сделаю остальное. Все, чем в силах тебе помочь, Винни.
Она улыбается.
– С…спасибо. Я горжусь тобой. Знаю, что ты так и сделаешь.
– Чушь, Винни. Я горжусь тобой еще больше. – Это наша с ней коронная фраза, которую мы говорили друг другу со школьной скамьи.
Она позволяла себе нервничать только перед концертами. Я в шутку подпихивал ее в спину затвором тромбона, заставляя ступить на сцену, а перед этим говорил наши признания.
Хочу гордиться тобой еще больше.
И тут происходит то, от чего сердце разрывается. Замечаю слезы в ее глазах. Со времен нашей снежной битвы я никогда не видел ее плачущей. Даже когда она рассказывала о подонке, что прожил с ней три года и изменил с бывшей подружкой, прямо в брачной постели. Даже после похорон ее родителей, когда она была ошеломлена, шокирована и больна.
– Эй, ну ладно тебе. Сегодня вечером у них тут караоке, и знаешь что? Слишком давно Дрейк Ларкин не давал представлений в Кинсливилле. Сиди и смотри. Я собираюсь побить старушку Линду за ее же деньги прямо сейчас.
Она смеется, пока я допиваю свое пиво, чтобы набраться храбрости и подойти к микрофону. К концу вечера слезы на глазах возникают только от счастья и смеха. Я умудряюсь выиграть угощение за счет заведения для всех посетителей бара, когда Линда признает поражение после того, как я делаю ее аж на трех песнях Джонни Кэша[26]
.Это последний раз, когда я наблюдаю, как Винни смеется или плачет. Когда вижу ее живой.
Три дня спустя, в пятницу, Энджи звонит мне. Она работает младшей медсестрой в больнице и предупреждает, что Дрю привезли на скорой. Четыре сломанных ребра, рана на лице, колотая рана в боку, серьезная кровопотеря. Сначала я попытался дозвониться до Винни, но она не ответила. Думая, что она в больнице, я бросился туда в надежде, что найду ее. Никаких следов. И я ничего не слышал о ней, пока парень не очнулся и его не допросила полиция резервации. Я знал одного из офицеров, и он слил информацию.
Дрю рассказал им две вещи.
Винни ушла. Исчезла, и весь дом был разгромлен.
Затем он пробормотал что-то о
Мне потребовалось несколько дней, чтобы разобраться, кого, черт возьми, он имел в виду под этим странным прозвищем. Когда я взял след и в приступе ярости кинулся за ними в погоню в снежный буран, было уже слишком поздно.
Слишком поздно для Винни и папы.
– Что ты делаешь?
Вздрогнув от неожиданности, я оборачиваюсь. Белла стоит на крыльце.
Стряхнув плохие воспоминания, отвечаю:
– Просто смотрю на Эдисона и задаюсь вопросом, сколько еще тюков сена нужно скинуть.
– Ты совершенно неугомонный. Чисто машина. После разборок с папой ты хочешь вернуться туда, на чем тебе прервали. – Она хихикает. – Нужна помощь?
Мне понадобилась секунда, чтобы понять, какую помощь она имеет в виду. Ее улыбка такая сексуальная, что сбивает меня с ног.
– Скоро, милая. А сейчас мне нужно, чтобы ты взяла это. – И я передал ей почту, захваченную Гарри. – Мне надо закончить работу, принять душ, а потом мы поедем в город на ужин.
Как бы мне ни хотелось повторить начатое на сеновале, это должно подождать до вечера. Или мы никогда ничего не сделаем.
– Как знаешь. – Она подмигивает, прежде чем развернуться.
Иду к сараю, пытаясь убедить себя в собственной правоте. Если у меня осталась хоть капля мозгов, я не должен позволять нам повторить сегодняшнее безумие. Но я не могу придумать вескую причину для отказа. Мы оба взрослые и хотим этого. Ради всего святого, мы даже женаты!
К тому времени как я заканчиваю сбрасывать сено и укладывать брикеты в стойло, пот льется градом. Поправляя последний тюк, я замечаю кое-что под скрепляющей его упаковочной лентой.
Старый стикер.
Усмехаюсь. Джон любил эти штуки. Потянувшись, я осторожно отлепляю его, чтобы не порвать бумагу.
Я застываю, уставившись на фразу, которую он написал для меня. «