Он знает, как напомнить мне, что поставлено на карту.
Усмехаюсь подписи, будто я не знаю, кто это написал. Кормлю Эдисона, а затем направляюсь к дому.
Белла на кухне в тонком шелковом халате.
Горло опаляет дикий жар.
– Ты в этом поедешь в город?
Ее лицо сияет.
– Не-а. Мой мобильник лежал тут и зазвонил, когда я только вышла из душа. Я спустилась потрепаться со своей подружкой Алексой. – Она смотрит на мою руку. – Что это?
– Это тебе. Нашел в тюке сена. Джон, должно быть, прилепил, прежде чем я сложил брикеты на чердаке.
Девушка читает записку и смеется. Для нее нет никакого скрытого смысла, только трогательное, счастливое послание от деда. Мы вместе поднимаемся по лестнице, обсуждая странную привязанность Джона к стикерам.
С каждым шагом борюсь с желанием попросить присоединиться ко мне в душе. Она усмехается, когда мы расстаемся в коридоре.
Я стою под холодной бодрящей водой. Единственная управа на моего дружка, которому придется вести себя тихо следующие несколько часов.
Нет, я, конечно, могу взять себя в руки и все такое, но… черт.
Сидеть рядом с Беллой, такой нарядной и красивой, зная, как она выглядит голой, и мириться с выходками Молли Рид – это будет чересчур тяжелое испытание для свирепствующего за ширинкой парня.
Завязываю полотенце вокруг талии, захожу к себе, чтобы одеться. Комната Беллы пуста, дверь открыта, в воздухе остается легкий шлейф ее духов. Таких же простых, сладких и воздушных, как она сама.
Направляюсь к комоду, чтобы проверить срок годности на пачке хранящихся там презервативов.
Швыряю пару штук в кошелек, зная, что рядом с Беллой меня может накрыть
Что это? Я беру его в руки и вытаскиваю клочок бумаги.
Открытка с соболезнованиями? Я переворачиваю конверт и вижу, что он адресован семье Джона Рида. Волосы на затылке встают дыбом при виде знакомого почерка.
Я открываю открытку, и мой живот сворачивает узлом.
Дерьмо. Я никогда не читал некролог Джона и, черт возьми, не знал, что в нем упоминается мое имя. Роджер Джонс занимался вопросами по связям с общественностью и рассылкой извещения о смерти Джона, вероятно, используя материал, который тот придумал сам.
Но я не могу связаться с Энджи. Не сейчас.
Пока Дракон не окажется за решеткой навсегда.
Он все еще в тюрьме в участке Уоллеса, что кажется совершенно бессмысленным.
Эйвери должен был вытащить его еще неделю назад. Я просто не могу поверить, что Браяр оставил все как есть. Мерзавец всегда исчезал до того, как находились какие-либо улики. И у него всегда было алиби.
И, как по мановению волшебной палочки, папаша тут же переводил его на другую площадку. Когда начинается бурение на новых перспективных участках, Дракон обычно слоняется поблизости. Должно быть, Браяр думал, что заполучит «Норт Эрхарт», как только Джон умрет, и планировал отправить сынка на один из новых участков.
Я кладу открытку на комод. Энджи была в ярости, когда я искал Дракона после смерти Винни, она и сейчас вспылит.
Когда все закончится, я съезжу домой. Повидаюсь со всеми. Налажу отношения. Но пока этот день не наступил, я не могу прийти к сестренке с корявыми «прости-извини». Не следует отвлекаться от того, что мне нужно для завершения миссии, даже на слишком соблазнительный отвлекающий фактор внизу.
Одевшись, я спускаюсь. Белла ждет меня в гостиной. Тело реагирует раньше разума. «Офигительно горячо»: платье такое же изумрудно-зеленое, как ее глаза, и короткое, как грех. Оно заканчивается чуть выше колен, а босоножки на высокой шпильке делают ее стройные, идеальные ноги еще соблазнительнее.
– Ты прекрасно выглядишь, – говорит она.
Я просто надел рубашку на пуговицах, черные джинсы и чистые ботинки. Отрицательно качаю головой.
– Это ты у нас звезда сцены, милая, – говорю я. – Ты так сногсшибательна, что весь город будет удивляться, какого черта делаешь рядом со мной.