Потом лифт что-то пропел и дверь его беззвучно отъехала. Девушка в белом брючном костюме коридором провела гостей в просторный мрак, мерцавший свечами. В зале были темные окна от пола до потолка, но Мэйкона посадили за столик, лишенный обзора. Видимо, одинокие гости здесь были в диковину. Возможно, Мэйкон открыл им счет. Серебряных приборов на столике для одного легко хватило бы на семью из четырех человек.
Официант, одетый гораздо лучше Мэйкона, вручил ему меню и спросил, что он желает выпить.
– Сухой херес, пожалуйста, – сказал Мэйкон.
Когда официант отошел, он сложил меню вдвое и сунул под себя. Потом оглядел соседей. Казалось, все они что-то празднуют. Мужчина и его беременная спутница держались за руки и сквозь лунное марево свечи улыбались друг другу. Слева шумная компания бесконечно произносила здравицы в честь одного человека.
Вернулся официант, ловко балансируя подносом с хересом.
– Прекрасно, – сказал Мэйкон. – Теперь позвольте меню.
– Разве я его не дал?
– Выходит, недоглядели, – слукавил Мэйкон.
Официант принес второе меню и сам размашисто его раскрыл. Потягивая херес, Мэйкон изучил цены. Астрономические. По обычаю, он решил взять блюдо, которое, вероятно, заказали бы его читатели, – не кнель или сладкое мясо, но средней прожарки стейк. Сделав заказ, Мэйкон встал, задвинул стул под стол и со стаканом в руке подошел к окну.
И тут вдруг ему показалось, что он умер.
Он увидел город, расстилавшийся внизу, точно сверкающий золотистый океан, огненные ленточки улиц, изогнутый горизонт и пурпурную небесную пустоту, уходившую в бесконечность. Ошеломляла не высота, ошеломляла даль. Огромная одинокая даль, разделявшая его со всеми, кого он любил. Откуда знать попрыгунчику Итану, что отец его угодил в силок небесного шпиля? Как об этом узнает Сара, лениво растянувшаяся под солнышком? Он искренне верил, что где бы сейчас она ни была, там светит солнце, ибо их разделяло немыслимое расстояние. Он подумал о сестре и братьях, занятых обычными делами, садящихся за вечернюю карточную игру и даже не подозревающих, как далеко он от них уехал. Так далеко, что назад не вернуться. Никогда, никогда не вернуться. Он умудрился заехать в такую даль, где был один-одинешенек во вселенной, где единственная реальность – его худая рука, сжимающая стакан с хересом.
Мэйкон выронил стакан, чем породил тихий неразборчивый гомон в зале, и кособоко устремился прочь из ресторана. Он выскочил в бесконечный коридор, который не смог бы одолеть. Тогда он свернул в боковой проход. Миновал нишу с телефоном-автоматом и ввалился в туалет, по счастью, мужской. Опять мрамор, зеркала, белая эмаль. Показалось, сейчас его вырвет, он кинулся в кабинку, но дурнота из желудка перекочевала в голову, ставшую необыкновенно легкой. Мэйкон согнулся над унитазом и стиснул виски. Неожиданно возникла мысль: какой же длины эти трубы, протянутые на такую высоту?
Кто-то вошел в туалет, покашлял. Щелкнула дверь другой кабинки. На щелочку приоткрыв свою дверь, Мэйкон глянул наружу. Безликая роскошь туалета навеяла мысль о научно-фантастических фильмах.
Наверное, такие казусы здесь не редкость? Может, не совсем такие, но схожие – скажем, человек, боящийся высоты, впадает в панику и призывает на помощь… кого? Официанта? Девушку, встречавшую лифт?
Мэйкон потихоньку выбрался из кабинки и выскочил в коридор, чуть не врезавшись в даму в ярдах и ярдах палевого шифона, выходившую из телефонной ниши. Она только что закончила разговор и, подобрав свой шлейф, томной изящной походкой направилась в ресторан.
Расшитая блестками сумочка в белой руке – последнее видение, перед тем как даму поглотил ресторанный мрак.
Мэйкон зашел в нишу и снял трубку. На ощупь прохладную – дама говорила недолго. Пошарив по карманам, он отыскал монеты и опустил их в щель. Но звонить было некому. В Нью-Йорке ни единой знакомой души. Тогда он позвонил домой, незнамо как припомнив номер своей кредитки. Он боялся, родные позволят телефону надрываться, что у них уже вошло в привычку, но в трубке раздался голос Чарлза:
– Слушаю.
– Чарлз?
– Мэйкон! – Брат, казалось, был необычно взбудоражен.
– Чарлз, я на небоскребе, и со мной приключилась такая… глупость. Давай забери меня отсюда.
– Забрать? О чем ты? Это ты забери меня отсюда!
– Что?
– Я заперся в кладовке, твой пес меня сюда загнал.
– Да, извини, но… У меня что-то вроде фобии. Боюсь, я не выдержу лифта, да и по лестнице мне не спуститься, а…