– Значит, вот что я сделаю, – сказала Мюриэл. – Заберу Эдварда и отвезу его в «Мяу-Гав». От вашего брата толку, похоже, мало. Когда вернетесь, поговорим о занятиях. В смысле, дальше так нельзя, Мэйкон.
– Нельзя. Вы правы. Нельзя.
– Это ж курам на смех.
– Вы абсолютно правы.
– Ладно, увидимся. Пока.
– Погодите!
Короткие гудки.
Мэйкон повесил трубку и увидел компанию, вышедшую из лифта. Впереди трое мужчин, за ними три дамы в длинных платьях. А замыкала шествие пара чуть ли не подросткового возраста. У паренька нескладно торчали руки из коротковатых рукавов, на девушке топорщилось платье с приколотой чудовищной орхидеей, закрывавшей половину ее лица.
На полпути юная пара притормозила и огляделась. Посмотрела на потолок, на пол. Потом друг на друга.
– Ого! – сказал парень и взял девушку за руки. Еще секунду они смотрели друг на друга, потом рассмеялись и вошли в ресторан.
Мэйкон последовал за ними. Он успокоился, устал и чертовски проголодался. К его радости, официант поставил перед ним тарелку, едва он плюхнулся на стул.
Глава десятая
– По совести, ребенок получился нечаянно, – сказала Мюриэл. – В смысле, мы еще были неженаты, если хотите знать правду. И если уж совсем по правде, из-за ребенка-то мы и поженились, хотя я говорила Норману, что он не обязан этого делать против воли. Не то чтоб я его на аркане тащила или еще что.
Мимо Мэйкона она смотрела на Эдварда, распростертого на коврике в прихожей. Лечь его принудили, однако он не вскакивал.
– Заметьте, я разрешаю ему шевелиться, но только лежа, – сказала Мюриэл. – Теперь я отвернусь, а вы смотрите, как он себя поведет.
Она прошла в гостиную. Со стола взяла вазу, перевернула и осмотрела донышко.
– Ну вот, мы, значит, взяли и поженились, и все вокруг это восприняли как величайшую мировую трагедию. Предки мои с этим так и не примирились. «Я всегда знала, что этим кончится, – зудела мать. – Ведь я тебя предупреждала, еще когда ты хороводилась со всякой шушерой, когда твои бесчисленные ухажеры дудели и вызывали тебя на улицу, предупреждала я?..» Нас быстренько обвенчали в местной церкви, и мы без всякого свадебного путешествия отправились прямиком к себе на квартиру, а уже на другой день Норман устроился на работу к своему дядьке. Он вполне приспособился к женатой жизни – мы вместе ходили за продуктами, выбирали занавески и все такое. Знаете, порой я думаю, какие ж мы еще были дети. Как будто в куклы играли! В дочки-матери! За ужином на столе цветы и свечи, Норман зовет меня «милая», относит посуду в мойку. А потом ба-бах – и все стало всерьез. Теперь у меня малыш, семилетний карапуз в тяжелых башмаках, и это уж никакие не дочки-матери. Все было по-всамделишному сразу, только мы этого не понимали.
Она села на диван и вытянула ногу. Та к и этак ею повертела. На лодыжке чулок морщил.
– Ну что там Эдвард?
– Лежит, – ответил Мэйкон.
– Скоро он будет лежать по три часа кряду.
– По три
– Легко.
– Не слишком ли сурово?
– По-моему, вы обещали не заводить подобных разговоров.
– Да. Виноват.
– Может, завтра он уляжется сам.
– Вы думаете?
– Если работать. И не сдаваться. И не размякать. – Мюриэл подошла к Мэйкону. Потрепала его по плечу: – Ладно, ничего. Мне нравятся мягкосердые мужчины.
Мэйкон попятился. И чуть не наступил на Эдварда.
Приближался День благодарения, и семейство Лири, как обычно, дискутировало о праздничном обеде. Дело в том, что никто из них не любил индейку. Однако было бы неправильно подать на стол что-нибудь иное, говорила Роза. Как-то это нехорошо. Братья напомнили, что ей придется подняться в пять утра, чтобы поставить индейку в духовку. Так мне придется, не вам, парировала Роза. Вам-то никакого беспокойства.
Наконец сошлись на индейке, и тут выяснилось, что у Розы есть свой тайный интерес: возможно, она пригласит Джулиана Эджа. Бедняжка Джулиан, вздыхала Роза, здесь у него никого из родни, и праздники он отмечает с соседями, такими же одиночками, которые что-нибудь приносят к столу. В прошлом году их праздничный обед состоял из вегетарианской пасты-кассероль, козьего сыра в виноградных листьях и пирожков с киви. Угостить Джулиана нормальной домашней едой – это меньшее, что можно для него сделать.
– Что? – Мэйкон изобразил удивление и недовольство, но вообще-то был не особо удивлен. Джулиан явно что-то затевал. Но вот что? Всякий раз, как нарумяненная Роза в своем лучшем платье появлялась на лестнице и просила запереть Эдварда в кладовке, поскольку сейчас заедет Джулиан и куда-то там ее поведет, Мэйкона так и подмывало «случайно» выпустить пса. Он старался встретить Джулиана в дверях, окидывал его долгим многозначительным взглядом и лишь потом звал Розу. Но Джулиан держался серьезно, без тени насмешки. С Розой он был почтителен и чуть ли не робок, когда выйдя из дома, предлагал ей руку кренделем. Или в том и крылась насмешка? Балаган под названием «Роза Лири». Мэйкону все это очень не нравилось.