Слуга Божий

Мы вошли в сени, а потом в большую захламленную комнату. Центральное место здесь занимал огромный стол, а на нем выстроились рядком реторты, бутылочки, банки и котелки. Над двумя горелками, одной большой и другой поменьше, в котелках что-то булькало – оттуда исходила сильная вонь. Увидали мы и несколько распахнутых книг, а в углу комнаты, стопкой, лежали еще. В клетке сидела перепуганная крыса с маленькими блестящими глазками, а на краю стола лежала умело препарированная голова лиса. В темном углу щерилось чучело волчонка.

Я подошел ближе и увидел, что чучельник был истинным мастером своего дела. Щенок казался живым, даже лимонно-желтые, стеклянные глаза горели, казалось, смертоубийственным огнем.

– Прекрасная работа, – сказал я.

– Благодарю, – кашлянул хозяин. – Позвольте представиться, мастер. Я – Йоахим Гунд, доктор медицины Университета в Хез-хезроне и естествоиспытатель.

– И что же привело ученого в сей городишко, столь удаленный от источников мудрости? – спросил я вежливо.

– Пройдемте, господа, – откашлялся он снова, – в другую комнату. Вы ведь необычные гости, а здесь все так выглядит…

– Ну, я видел вещи и похуже, – ответил я, а Курнос рассмеялся.

– Да-да. – Доктор заметно побледнел, хотя кожа у него и так была землистого цвета.

Комнатка, в которую он нас привел, была захламлена не меньше, но здесь по крайней мере не смердело настолько ужасно, как в большом зале. Курнос и близнец уселись на большом, окованном железом сундуке, я – в обтрепанное кресло, а доктор пристроился на табурете. Выглядел он словно худая, оголодавшая птица, готовая сорваться в полет.

– Чем могу служить, достойный мастер? – спросил меня. – Может, наливочки?

– Спасибо, – ответил я. – Легко догадаться, что смерть Дитриха Гольца, Бальбуса Брукдорффа и Петера Глабера – я верно запомнил, да? – возбудила беспокойство у Святого Официума. И я рад был бы выслушать, что такой ученый человек, как вы, думает об этих случаях.

– Ха! – Он потер ладони, несмотря на то, что в доме было тепло. – Я ведь сразу говорил, что Лоретта невиновна, но кто бы меня слушал…

– Кому же вы говорили? – невнятно спросил Курнос – он как раз скусывал себе ноготь.

– А-а-а… кому? – оторопел доктор. – Ну, вообще говорил. Это все человеческая глупость. Небылицы. Выдумки. Фантасмагории. – Он глянул на меня, словно желая удостовериться, что я понял последнее слово.

Я понял.

– Получается: ничего не произошло? – усмехнулся я ласково.

– Не так чтобы ничего – они ведь умерли. Но естественным образом, мастер! Петер давно хворал кашлем и сплевывал кровью. Дитриху мне не раз приходилось ставить пиявки, а Бальбус обжирался до потери сознания и имел проблемы с кишечником. Плохо жили, мастер. Нездорово.

– Да-а, – покивал я. – А белые толстые черви?

– Черви. – Он выплюнул это слово, будто непристойность. – И чего только людишки не выдумают?

– Например, ваш брат, бурмистр, – поддел я его.

– Ну да, – признался он неохотно. – Но я в это не верю.

– Не верите. Ну что же… Позволите, мы немного оглядимся?

– Оглядитесь? – Доктор снова побледнел. – Я не знаю, есть ли у вас…

– Есть, – ответил я, глядя на него в упор. – Уж поверьте мне, есть – и много.

– Что же. – Он снова потер ладони. Я заметил, что пальцы покрыты синими и белыми пятнами. – Если уж так…

– Если уж так – то так, – усмехнулся я одними губами и встал. – Прежде всего мы взглянули бы на чердак и подвал.

– На чердаке только пыль, пауки и крысы, – быстро сказал доктор. – Уж поверьте, вы только измажетесь и измучитесь…

– Показывай чердак, – рявкнул Курнос.

– Нет, Курнос, спокойно, – сказал я. – Если доктор говорит, что чердак такой уж неприятный, сойдем в подвалы.

– В п-п-подвалы? – заикнулся Йоахим Гунд.

– А отчего бы и нет? Впрочем. – Я сделал вид, что задумался. – Впрочем, вы, доктор, покажете моим помощникам подвалы, а я тем временем осмотрюсь на подворье.

Я знал, что мы ничего не найдем ни в подвалах, ни на чердаке. Доктор Гунд специально заманивал нас в маленькую ловушку. Его озабоченность казалась настоящей, но я голову дал бы на отсечение, что он притворялся. Очевидно, был напуган нашим визитом, но считал, что мы устанем, обыскивая подвал и чердак, и в конце концов оставим его в покое. Ведь Гунд понимал: Инквизиция рано или поздно наведается в дом доктора – чудака и алхимика. Всего этого он и не думал скрывать. Реторты, опыты, эксперименты. Смотрите, мол, ничего такого, что стоило бы прятать. Весьма ловко, милые мои, но я ощущал во всем этом фальшь.

Я вышел наружу и огляделся. Мертвый пес так и лежал на полдороге к калитке – где мы его и оставили. Я направился на заднее подворье. Отворил дверцы и заглянул в коморку, где лежали ровнехонько уложенные сосновые полешки и дубовые плахи с облезлой корой. У стены стояли вилы, грабли с выломанными зубьями и заступ с лопатой, измазанные засохшей грязью. Ничего интересного.