В тени раскидистого каштана я увидел аккуратно облицованный колодец. Поднял деревянную крышку и заглянул внутрь. В восьми-девяти стопах внизу блестело зеркало воды. Мне приходилось видеть тайники, устроенные под водой в колодце, однако я не думал, чтобы уважаемый доктор имел силы и желание на ледяную купель. Не говоря уж о том, что на гладких колодезных стенах не было ни ухватов, ни колец, которые помогали бы при спуске и подъеме.
Но тогда где же скрывался тайник колдуна? Ха! Хороший вопрос. А может, я ошибаюсь, и Йоахим Гунд не столь плутоват, как выглядит, а потому занимается темными искусствами прямо в подвале или на чердаке? Или же доктор – просто не опасный чудак?
Я медленно двинулся вдоль деревянного забора, а потом прошелся по саду вдоль, поперек и по диагонали. Ничего необычного. Запущенный и заросший цветник, маленькие гнилые яблочки бронзовели на нескошенной траве, пара кротовин, несколько горстей треснувших каштанов. Прогуливаясь, я внимательно всматривался под ноги, но везде лишь победно вздымались трава да бурьян. Я же искал хоть какой-то след. Например, люк, присыпанный землей или замаскированный куском дерна. Не было ничего.
Что ж, значит, пришло время молитвы. Я встал на колени под деревом и постарался очистить мысли. Вслушивался в тихий шум ветра, который дул рядом со мной и сквозь меня.
– Отче наш, – начал, – сущий на небесах. Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, и на земле, как на небе.
Я закрыл глаза и почувствовал, как снисходит на меня Сила. Несмотря на закрытые глаза, я начал видеть. Ветки деревьев маячили где-то меж зеленых и желтых промельков.
– Хлеб наш насущный дай нам днесь, и дай нам силу, чтобы не прощали мы обидчикам нашим.
Взрывы багрянца охватили почти все, но под ними я видел уже абрис крыши дома и зелень травы. Образ дрожал, трясся и менялся, но я знал, что должен перетерпеть. Поскольку, как и всегда, появилась сестра молитвы – боль. Ударила неожиданно, с новой алой волной. Я будто плыл на галере под багряными парусами. Едва не прервал молитву и не открыл глаза.
– И позволь нам отразить искушение, а зло пусть ползет в пыли у стоп наших. Аминь.
Боль оседлала меня, но я старался о ней не думать. Старался не концентрировать взгляда и на образах, что проявлялись из всполохов. Я хорошо знал, что если всмотрюсь в некий элемент, фрагмент этой реальности-нереальности, то чем сильнее стану пытаться его увидеть, тем быстрее расплывется и исчезнет.
Образы проплывали сквозь меня, а я продолжал молиться – и иногда видел себя самого, словно глядел сверху на темную, коленопреклоненную фигуру, пульсирующую красной болью.
– Отче наш, – начал снова, хотя молитва не приносила умиротворения, а лишь увеличивала боль.
Я, казалось, плыл где-то меж красок и образов, укутанный в яркое, желтое сияние.
Пришлось повторить молитву семижды, пока сквозь закрытые глаза отчетливо проступили сад и дом. Не были они такими, какими я запомнил их раньше. Дом пульсировал тьмой, и казалось, то отдаляется, то приближается. Сад ярился резкой, болезненной зеленью. Отчетливо видны были засохшие вишни, вцепившиеся в сухие ветви, – теперь они казались коричневыми тварями с пастями, наполненными игольчатыми зубками. Видел я и кружащих вокруг дома существ, описать которых словами было невозможно. Создания вне четких форм и расцветок, всплывающие над землей и лениво парящие в воздухе. Уже один взгляд на них пробуждал страх, и совладать с ним удавалось лишь с помощью молитвы. Я молился – и казалось, весь уже состою из одной боли. Но прерви литанию сейчас – и кто знает, не оказался ли бы я в поле зрения тех бесформенных монстров. А сама мысль, что кто-то из них взглянет в мою сторону, вызывала пароксизмы ужаса.
Теперь я мог осмотреться. Мог, ухватившись за флюгер на крыше, вращать дом вправо-влево, чтобы заглянуть во все его закоулки. И почти сразу я обнаружил место, которое должен был найти. Пульсирующую синевой иллюзию. Это была стена в дровяной коморке, созданная с помощью настолько сильного заклинания, что камни в той стене можно было не только видеть, но и ощутить под пальцами, даже пораниться об их неровную поверхность. Эту стену спокойно можно было простукивать и прослушивать. Звук был бы словно от нормальной, цельной, каменной стены. Ибо звук в этом случае также был иллюзией.
Я осторожно высмотрел сине-серебристые ниточки, что удерживали иллюзорную стену, и потихоньку разорвал их, одну за другой. Пульсирующая синева постепенно угасала, серела, потом исчезла совсем. Я знал, что именно в этот миг стена из солидного темно-серого камня просто исчезла. Расплылась в воздухе.
Я открыл глаза и повалился на землю. Ощутил щекой мокрую, холодную траву. Сжался, подтягивая ноги под подбородок. Был счастлив, что боль ушла, но при этом не имел никакого желания подниматься на ноги.
– Мордимер, – услышал над собой. – Мордимер…
Я сжался еще сильнее, но тогда некто – по запаху я узнал Курноса – сильно дернул меня за плечо.
– Мордимер? Ты что, молился?