Слуга Божий

Подвал был большой, состоял из коптильни и склада, наполненного углем да ровно распиленными полешками. Первый с закрытыми глазами медленно шел вдоль стен, ведя пальцами по их поверхности. Я не мешал ему вопросами, поскольку знал, что он должен сконцентрироваться. Лишь концентрация поможет Первому в поисках того, что я искал.

– Ес-с-сть, – наконец произнес он удовлетворенно. – Здесь, Мордимер.

Я приблизился и взглянул на стену.

– Ничего не вижу, – пожал плечами, но тот не заметил, поскольку стоял ко мне спиной.

– Есть-есть-есть, – почти пропел, а потом принялся аккуратно водить пальцами, нажимая на камни то здесь, то там.

Я терпеливо ждал, пока наконец Первый не застонал и не вбил пальцы в стену, с усилием вытащив один из кирпичей. Я посветил лампой и увидел, что кирпич скрывал маленький стальной рычажок. Первый потянул за него, а в стене что-то хрупнуло – и отворились тайные дверки, что вели в небольшую коморку.

– И кто бы подумал? – покрутил головой Первый. – В таком зажопье!

– Ну-у, – протянул я, поскольку нужно быть и вправду хорошим ремесленником, чтобы изготовить столь искусно скрытый механизм.

Понятно, что в богатом купеческом доме в Хезе нечто подобное было бы в порядке вещей, но здесь мы такого не ожидали. Однако истинной неожиданностью оказалось то, что я увидел внутри. На ровно развешанных полочках лежали мешочки с зельями, стояли бутылочки с разноцветными микстурами, а на вбитых в стену крючках сушились разнообразные травы.

– Так-так, – приговаривал я, разглядывая травы. – Борец, спорыш, волчья ягода, а, Первый, что скажешь?

– А и скажу, Мордимер, – согласился он. – Но – а что сказать? – спросил он, поразмыслив толику.

– Наша красотка Лоретта – отравительница, малой, – сказал я. – А это что?

Я заглянул в мешочек и понюхал содержимое.

– Шерскен, – тут-то я удивился по-настоящему. – И откуда у нее шерскен?

Шерскен был смесью нескольких зелий, приготовленных определенным, не самым простым способом. Смесью, которую лично я ценил как оружие. Ибо шерскен, брошенный в глаза врагу, приводит к мгновенной, пусть и временной, слепоте. Но смесь эта применяется и по-другому. В малых дозах, если пить ее как горячий отвар, лечит вздутие и помогает от кашля.

В чуть бо́льших – вызывает медленную смерть. Человек, которому добавляют шерскен в еду или питье, медленно сгорает, словно восковая свеча, но лишь сведущий сумеет понять, что убивает того яд.

– А может, это таки она? – сказал Первый.

– Сдурел? – вздохнул я. – С каких это пор от яда твое тело пожирают червяки, а?

– Но ведь мы сожжем ее, Мордимер, правда?

– Мечом Господа нашего клянусь! – не выдержал я. – Зачем бы нам ее жечь, малой? Она проклятая отравительница, вовсе не колдунья!

Я отвел руку с лампой и увидел, что выражение лица у Первого сейчас придурковатое.

– Но кого-то мы ведь сожжем, Мордимер, правда?

– Ага, – сказал я, закрывая дверку. – Кого-то мы наверняка сожжем. Но пока – молчок, ясно? Ничего мы не нашли, понял?

Он покивал и аккуратно вставил вытащенный из стены кирпич на место.

* * *

В камере Лоретты чертовски смердело. Что ж, даже красивые женщины должны где-то справлять нужду, а у нее для этого было лишь дырявое ведерко. И то хорошо, поскольку знавал я узников, что спали на куче собственных гниющих отходов, не убираемых годами. Здесь, можно сказать, были роскошные условия.

Когда она услыхала громыхание ключа в замке (стражник опять сумел отпереть не сразу), вскочила с соломы, на которой лежала.

– Ты свободна, – сказал я. – Обвинение в убийствах и колдовстве снято. Именем Святого Официума провозглашаю, что ты не имеешь никакого отношения к преступлениям, в которых тебя обвиняли.

Лоретта смотрела на меня, словно не совсем понимая, что говорю. Убрала со лба непокорную прядку волос.

– Так вот просто? – спросила наконец тихонько.

– А что тут еще сказать? – пожал я плечами. – Писать умеешь?

Она кивнула.

– Тогда приготовь перечень причиненного ущерба. Я прослежу, чтобы городская казна выплатила тебе все до грошика.

Лоретта усмехнулась, словно только сейчас до нее дошло, что все это – правда, а не шутка или издевка.

– Приготовлю, – сказала с ожесточением в голосе. – Ох, я и приготовлю…

– Ах да, еще одно, – сказал я, стоя на пороге. – Твой подвал – не самое безопасное место на свете. Я бы туда не спускался без особой нужды.

Я даже не стал оглядываться, чтобы увидеть выражение ее лица.

Теперь я мог спокойно вернуться в гостиницу. Второй сидел, пьяный в умат, и прихлебывал попеременно то из полной кружки пива, то из полного кубка водки. Рассказывал какую-то совершенно неприличную историю, а его собеседники ржали до упаду. Второй, если пожелает, умеет расположить к себе людей. Это в нашей профессии полезно. Теперь за его столом сидели человек шесть, и я готов был поспорить: ни один из них уже не помнил, что Второй – помощник инквизитора. Я лишь надеялся, что его пьянка нам хоть как-то пригодится. И зная Второго, был почти убежден: пригодится.