Я вошел в гостиницу, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, но Второй, понятное дело, меня увидел и чуть заметно кивнул. Я поднялся в свою комнату и лег прямо в сапогах на кровать. Хотелось спать, но я знал, что день еще не закончен. Время для сна наступит позже – как и для питья, еды, а может, и еще для чего-нибудь. Хотя вспомнив о девке, которую бурмистр спроворил парням, я решил, что лучше уж схожу на свидание с большим пальцем и четырьмя его дочурками.
Всего через пару минут я услыхал тихий стук, и внутрь шагнул Второй. Теперь он не казался ни пьяным, ни веселым.
– Что там, малой? – спросил я. – Садись давай.
Он присел на табурет, встряхнул бутылкой, после чего откупорил ее и сделал большой глоток.
– Как уж начну, перестать не в силах, – пояснил. – Опасался расспрашивать слишком откровенно, но, кажись, кое-что есть…
– Ну? – поторопил я его.
– Есть такой человечек в городе. Типа врач: даже, кажись, когда-то звали его в местное дворянство. Есть у него книжки, Мордимер, много книжек…
– У меня в Хезе тоже полно книжек, – пожал я плечами. – И что с того?
– Ну да, но здесь? Говорят также, что подбивал клинья к той малышке, но как-то типа несмело…
– Это уже что-то, – сказал я.
– И самое лучшее, Мордимер, – усмехнулся он и щелкнул пальцами.
– Не тяни.
– Он – брат проклятого бурмистра. Кровный, потому как единоутробный, но такой себе типа брат.
– Ха! – я сел на кровати. – Это ты хорошо разведал. Ступай теперь, пей спокойно, а мы нанесем визит господину доктору. Если все пойдет как думаю, то скоро разожжем тут замечательный костерок. Ну, или в Хезе, – добавил я, поразмыслив.
Доктор жил недалеко от рыночка, поэтому коней мы, понятное дело, оставили на конюшне. Пусть себе отдыхают и хрупают вкусненький овес, потому как вскоре ждет их обратный путь. И то хорошо, что солнышко чуть подсушило проклятую грязь: я надеялся, что дальнейшая часть пути пройдет в лучших условиях. Но сперва следовало завершить все дела здесь, в этом Фомдальзе. И ведь, милые мои, что оно за варварское такое название?
Мы шли через рынок, и я чувствовал направленные на нас взгляды. Не так чтобы кто-то там смотрел явно и с вызовом, чтобы кто-то стоял, прищурившись и следя за каждым нашим шагом. Что нет, то нет, милые мои. Люди глазели из-за ставней, украдкой выглядывали из заулков. Нехорошо слишком интересоваться инквизиторскими делами, поскольку инквизитор всегда может заинтересоваться и тобой, верно? По крайней мере, именно так вот и представляют себе это простецы. А ведь мы, инквизиторы, подобны острому ножу в руке хирурга. Безошибочно и безжалостно удаляем больную ткань, не трогая здоровую плоть. Оттого людям с чистыми сердцами и чистой совестью нечего бояться Инквизиториума. По крайней мере, в большинстве случаев…
Дом доктора был каменным, солидным. Выстроен из хорошего, красного, ровненько уложенного кирпича. Двор окружал деревянный забор, высокий, выше моей головы. В саду росли несколько диких яблонь и вишня, обсыпанная, словно лепрой, засохшими маленькими плодами.
– Знатный из доктора садовник, – сказал Курнос.
Я толкнул деревянную калитку, и мы вошли во двор. Из хлипкой будки выскочил пес со свалявшейся, вставшей дыбом шерстью. Не стал лаять, даже не заворчал – сразу кинулся на нас. Я не успел ничего сделать, лишь услыхал тихий свист, и стрелка воткнулась зверю в грудь. Пес крутанулся в воздухе и свалился на землю мертвым, с древком, что торчало из грязной шерсти.
– Хорошая работа, малой, – сказал я.
Взошли на крыльцо деревянными, выглаженными временем и подошвами сапог ступенями. Я сильно стукнул в дверь. Раз, второй, потом третий.
– Ну что же, Курнос… – сказал, но не успел закончить, как изнутри послышалось шарканье, а потом голос: словно кто-то водил напильником по стеклу:
– Кого там дьяволы принесли?
– Открывай, человече, – сказал я. – Именем Святого Официума.
За дверью установилась тишина. Долгая тишина.
– Курнос, – сказал я спокойно. – Тебе все же придется…
– Открываю, – сказал голос изнутри. – Хотя и не знаю, чего может хотеть от меня Святой Официум.
Послышался грохот отодвигаемого засова. Одного, второго, а потом и третьего. Затем еще провернулся ключ в замке.
– Крепость, а? – засмеялся Курнос.
Дверь отворилась, и я увидал мужчину с худым, заросшим седой щетиной лицом. Глаза у него были черные, быстрые.
– А дайте-ка на вас поглядеть… Да-а-а, я видел вас, мастер инквизитор, на рынке, – послышался лязг снимаемой цепи, и дверь отворилась шире. – Прошу внутрь.
Внутри смердело… И не обычным смрадом навоза, нестиранной одежды, немытых тел или испорченной еды, чего можно было ожидать. О нет, мои дорогие, был это другой смрад. Здесь варили зелья, жгли серу, плавили свинец. Наш доктор, как видно, занимался и медициной, и алхимией. Занятия эти часто шли рука об руку, и Церковь не видела в том ничего плохого.
До поры до времени, понятное дело.
– Прошу, прошу… – Доктор внезапно рассмотрел лицо Курноса – и голос его словно увяз в горле.