– А зачем? – пожал я плечами. – Верю: вам не хочется, чтобы я вернулся за недостачей.
Из дверей вышел Курнос. Одетый для путешествия, он с трудом тащил большой тюк с библиотекой доктора Гунда.
– Что ж, – сказал я. – Теперь за чародеем – и домой.
Курнос усмехнулся, ощерив зубы.
– Три? – глянул на коней. – Хватило бы и двоих, Мордимер.
Я только покачал головой. Всегда говорил, что Курносу не хватает воображения.
– Пойдем, – сказал я.
Доктор Гунд сидел у входа в городскую тюрьму. Хорошо связанный, с кляпом. Не то чтобы я боялся его колдовства, но береженого Господь Бог бережет. Брат бурмистра был бледен, под глазами – темные круги, а нос в крови и, наверное, сломан.
– Я ведь говорил, чтобы не били, – скривился я. – Который из вас?
– Страшно выл, Мордимер, – пояснил Первый. – Я уже слушать этого не мог.
– И чего ты выл? – спросил я Гунда. – Поверь, уж в Хезе навоешься на все времена. Будет чудом, если не оглохнешь от своего воя.
Бурмистр сплел пальцы. Священник отвернулся.
– Усадите его на коня и привяжите к подпругам, – приказал я.
– Руки освободить? – спросил Первый.
– Нет, но свяжи их впереди, чтобы не свалился с седла, – я еще раз глянул прямо в лицо доктору. – Нам следует заботиться о тебе. Но если что-нибудь учудишь, колдун, или я хоть помыслю, что пытаешься, знай – сумею причинить тебе боль без того, чтобы калечить тело. Потому лучше утешайся премилым путешествием, ведь, готов поспорить, будет оно последним в твоей жизни…
Бурмистр вытер глаза запястьем. Боже мой, как слабы люди. Он должен был утешаться, что его брат получил шанс достойной смерти. Может, теперь умрет раскаявшийся и примирившийся с Богом, в надежде, что после веков чистилища войдет наконец в Царствие Небесное.
По крайней мере, мы, инквизиторы, сделаем все, чтобы осознал свои грехи и искренне, с отчаянным раскаянием, о них пожалел. А потом – принял пламя костра как с болью, так и с радостным экстазом.
– Пошлешь сюда инквизиторов, Мордимер? – Курнос оглянулся через плечо, когда мы выехали из городка.
– Я – нет, – ответил. – Но кто знает, не пришлют ли их другие?
Я знал, что вдоволь нашлось бы охочих разжечь здесь ад допросов, пыток и костров. Не все среди нас были людьми достойными носить плащ с серебряным распятием. Многие получали удовлетворение из пусть преходящей, но власти над человеческой жизнью. Я же от этого – тем более здесь и сейчас – был весьма далек. Может, потому, что испытывал непоколебимую уверенность: доктор действовал в одиночку – или, по крайней мере, не помогал ему никто из Фомдальза. Гунд не был тем, кто охотно делится своими мрачными секретами с другими людьми. В Хезе мы выясним, откуда взялись его книги, откуда черпал он знания, необходимые для занятий черной магией. Выясним все. Медленно, неторопливо и с безжалостной любовью. Но я не видел причин, по которым следовало карать весь город за грехи одного человека.
Быть может, я слишком милосерден, быть может – слишком глуп. Быть может, мое мнение ничего не будет значить, и епископ в любом случае вышлет моих братьев, чтобы очистили Фомдальз, как Господь, милосердный на небесах, очистил Содом и Гоморру. Но я должен был действовать согласно с тем, что велела мне совесть.
Взглянул на доктора, который с закрытыми глазами покачивался в седле. Что склоняет людей ко злу? Что заставляет отказаться от возможности вечного спасения и решиться на то, чтобы проклясть свою душу?
Я видел многих грешников. Слышал их стоны и плаксивые признания, чувствовал их боль и сожаление об утраченной жизни, вдыхал смрад их тел, горящих в пламени костров. Но так и не сумел понять, зачем они это делали. Ради жажды власти? Ради любви? Ради тленных богатств?
Все это не было истинным ответом. Может быть, некогда и я пойму, откуда появляется зло, и уразумею, каким образом следует с ним бороться. Сейчас же я мог лишь молить Господа, чтобы снизошел просветить мой слабый разум и послал милость понимания. Оставалась мне лишь молитва, поэтому я ухватился за зерна четок и начал молиться. Когда закончил и обернулся, уже не увидал за нашими спинами Фомдальза.
Эпилог
В сумерках разбили лагерь. На небольшой лесной полянке, возле маленького ручейка, что струился меж огромных, выглаженных временем и водой белых камней. Разожгли костер и как раз запекали мясо и луковицы, когда Курнос приподнял голову.
– Кто-то едет, – сказал, прислушиваясь.
– Знаю, – ответил я и взглянул во мрак.
Из-за деревьев сперва показался белый конь. Потом мы увидели женщину, которая им правила.
– О! – сказал Второй. – Это ж, типа, наша колдунья.
– Она не колдунья, – ответил я ласково и встал.
Белая лошадка, ведомая умелой рукой, шагала в нашу сторону. Лоретта легко соскочила с седла. Была одета в темный плащ с капюшоном, волосы – высоко подобраны.
– Что за встреча, Мордимер, – усмехнулась. – Что за встреча…
– Зачем ты за нами ехала? – спросил я.
– Подумала, может, тебе будет одиноко по пути домой, особенно ночью, – ответила, смело глядя мне в глаза.
Первый хохотнул хрипло. Даже Курнос, как я увидел, скривил губы в чем-то, что напоминало усмешку.