– Первый, – шепнул я. – Сумеете их снять?
– Конечно, Мордимер, – ответил близнец. – Они же тут как на ладони.
– Инквизитор, – подал голос Ронс. – А если это – не они? Если убьем невиновных?
Я на миг задумался. Мне не было дела до жизни этих людей, однако я не намеревался рисковать собственной, если не понадобится для дела. И правда, существовала вероятность, что это лишь мирные поселяне, которые хотят жить вдали от закона, податей и власти феодального владыки. Такое случается на слабо заселенных околицах. Могли это оказаться беглые холопы или изгнанники, прячущиеся в чащобе от руки закона и справедливости, но при том не имеющие ничего общего с резней в селах.
– Я не говорил вам, господин лейтенант, но моя женщина – не из Хеза, – сказал я, поразмыслив. – Она жила в одном из селений и видела убийц. Убедит ли вас ее свидетельство?
– Ах, вот как, – сказал он. – Хорошо. Это меня убедит.
Я толкнул близнеца и приказал привести Элиссу. Не представлял даже, сможет ли девушка с такого расстояния различить лица убийц. Но надеялся, что сможет, поскольку время от времени мужчины выходили к пламени костра и тогда становились хорошо видны.
Через минутку Первый вернулся, а рядом с ним неловко ползла Элисса. Лицо ее было измазано в грязи, к тому же она дрожала, будто осиновый лист. Я крепко обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Не бойся, дитя, – шепнул на ухо и почувствовал, что в моих объятиях перестает дрожать. – Ты должна взглянуть на людей у костра. И сказать нам, не они ли напали на твое село. Смотри внимательно и не соверши ошибку.
– Да, господин, – прошептала Элисса.
Смотрела, а я знал, что наступает опасный момент. Что будет, если узнает убийц и начнет кричать? Или если у нее начнутся судороги? Или если в панике побежит куда глаза глядят? Я был готов обездвижить ее и заткнуть рот, если возникнет такая необходимость. Но Элисса лишь задрожала сильнее, и я услышал, как стучат ее зубы.
– Это они, – сказала невнятно – я едва ее понял. – Они!
– Ты уверена?
– Черная борода. – Она вонзила ногти в мою руку так сильно, что я был уверен – на коже остались кровавые следы. – Тот чернобородый. Видела, как грыз… – беззвучно расплакалась, а я поцеловал ее в лоб.
– Ты хорошая женщина, Элисса, – сказал я и дал близнецу знак, чтобы отвел ее назад к лошадям.
– Достаточно, лейтенант? – спросил.
– Достаточно. – В темноте я не видел его лица, только кивок. – Совершенно достаточно.
К лагерю вела лишь одна дорога: южная. С севера, запада и востока окружали его густые, непролазные заросли терновника. И там нам наверняка было не пройти, поскольку, даже преодолей мы кустарник, скорее всего, напоролись бы на топь.
А значит, необходимо было пересечь открытое пространство. И наше счастье, что убийцы не охраняли лагерь. Видимо, не предполагали даже, будто кто-либо сможет пойти по их следам и преодолеть коварную трясину. В поле нашего зрения было их с десяток-полтора, но кто бы взялся утверждать, что еще какое-то количество не таится во тьме. Быть может, часть ужинала и развлекалась, а остальные спали?
Что ж, так или иначе, нас было девятеро, но я не знал, чего стоят люди лейтенанта Ронса или даже он сам. Как всегда, полагаться стоило лишь на себя. И потом уж – на Курноса с близнецами.
– Остаетесь здесь, – приказал я Первому и Второму, – и цельтесь хорошенько.
– Готовы? – спросил Ронса, а тот кивнул в ответ.
– Тогда – во имя Господа! – крикнул я и встал.
В тот же миг свистнули стрелы, и двое свалились на землю. Один из них – лицом в огонь. В лагере убийц раздались крики, вопли, а мы уже мчались в их сторону.
Все прошло неожиданно легко. Я боялся яростного сопротивления, ожесточения и битвы не на жизнь, а на смерть. Но мы ворвались в их ряды, словно стая гончих псов меж овец в загоне. Я хлестнул бегущего на меня человека мечом поперек груди (и не знаю даже, бежал он, чтобы со мной сразиться, или попросту убегал), а следующему вбил острие в горло. А потом просто стоял в свете костров и смотрел, поскольку работы мне почти не осталось. Курнос и люди лейтенанта Ронса метались, словно ошпаренные, а тела бандитов валились им под ноги сжатыми снопами, коль позволите мне такую затертую метафору. И трудно было не заметить, что сопротивление их было… странным. Протягивали безоружные руки навстречу остриям, бегали с криками, спотыкались о собственные ноги. Было заметно в них некое отупение, удивительная заторможенность движений и полное отсутствие жажды битвы. Или способны они были только вырезать не готовых к нападению селян? Могли ли это быть те самые люди, которые жестоко убивали поселян и со звериной яростью грызли их останки? В этих сейчас – не было и следа ярости или жажды убийства.