В дверь просунулась наглая щетинистая харя кого-то из Толиковых коллег. Поведя очами, обладатель хари спросил коленопреклоненного завхоза:
– Ну что, Иваныч, кто слаще-то, девочки или мальчики? – и с громовым хохотом скрылся.
– Арсик, – продолжил Кабаков, не обращая внимания, – давай выпьем за гордых и непокорных...
– Кабаков, – завизжала Робертина, – встань немедленно...
– Заткнись, мудачка, – ответил Толик величественно, вставая с полу, – Арсик, она ж мудачка.
– Кабаков, – вне себя зашлась Робертина, – я же тебе говорила, чтоб при Арсике матом не пи…дился!..
– Извини, – сказал мне Кабаков, прижав руку к груди, – извини меня, Арсик...
После этого пошли уж совсем пьяные базары на четверть часа, в которых завхоз Толик самоуничижался, возвеличивая меня. Мне это было, конечно, лестно, но чувствовал я себя скованно. После самобичевания Толик разразился диатрибой в сторону Игоря и Робертины, которые, как выяснилось, вовсе не любили его, а просто приходили к нему пить, потому что, кроме добросердечного Толика, с ними бы никто за один стол не сел.
– Да как тебя любить, – вскипела Робертина, – ты же старый и жирный, как свинья. Знаешь, у нас с кем любовь? С Арсиком!
– О господи, – сказал Игорь страдальчески, – как же ты глупа!
Кабаков швырнул рюмку об пол и занялся орать на Робертину. Та слушала, привычная, видимо, к подобным сценам, спокойная и сладострастная. Всем своим видом она искушала незадачливого завхоза, который, исчерпав последние запасы красноречия, сел, уронил руки и сказал:
– Арсик, посмотри на эту девочку. Я хочу ее е…ать. Посмотри на ее рот. Он создан, чтобы сосать х…й. Рассказать тебе, как мы познакомились?
– Не надо, – крикнула Робертина и, развернувшись ко мне, раз пять подмигнула правым глазом – дескать, помни, Арсик, пьяный Кабаков – очень ненадежный источник.
Года четыре назад завхоз Толик отправился на пресловутую «стометровку»{9}
в поисках женщины. Женщин было немало – день был, скажем так, базарный. Яркие, развратные, как орхидеи, они распределились вдоль проспекта Маркса – в коротких юбках, в колготках без морщинок, на каблуках. Но ни одна не задевала тонких структур Толиковой души. Негаданно к нему подошел мальчик и предложил свои услуги. Толик вежливо ответил, что мальчиками он, как раз, не интересуется. Мальчик улыбнулся и сказал, что предлагает свои услуги не как товар, а как посредник. Толик заинтересовался. Получить товар из-под полы всегда заманчивей, чем взять с прилавка. Девочка была чудо как хороша и стоила дорого. Посреднические услуги тоже были платными. Девочка назвалась Марианной, а мальчик Вадимом. На самом деле это были Робертина и Игорь.– Это правда? – спросил я у Робертины. Та роняла горючие слезы.
– Нет, – пролепетала она, – он все врет. Мы просто играли.
– Да ладно тебе, Толик, – сказал Игорь, – это уж все травой поросло.
– Нет, не ладно! – Не унимался завхоз, – Арсик, ты такой хороший парень, добрый, умный. Ты с ней зачем связался? Ты посмотри на нее, это ж блядь.
Я сидел побелелый, трезвый и, право, не разумел что сказать.
– Арсик, – хныкала Робертина, – это неправда...
– А потом, когда она у меня жила, – продолжал Толик, – я же с нее пылинки сдувал. А она что ни вечер на работе задерживалась...
– Арсик, – стонала Робертина, – я работала администратором в театре...
– Не пи…ди! – Отрезал Кабаков. – Ни в каком театре ты не работала. Ты к своему х…ю на Тимирязевскую ездила, красиво время проводила.
Робертина пала на колени и подняла пьяное, зареванное лицо:
– Котярушка, ты меня не бросишь? Он правду говорит, я нигде не работаю.
– Подожди, а «скорая помощь» ?..
– Да что «скорая помощь» , кто меня туда возьмет-то, дуру...
– И давно ты без работы?
– Уже три месяца...
– Какие «три месяца» ? – Гласом велием возопи Кабаков. – Ты ничем, кроме манды, и не зарабатывала никогда!
– Неправда! – Робертина порывисто вскочила. – Я в Иркутске шубами торговала...
– Во что мы все, конечно, верим, – вставил Игорь.
– Шубами? – возмутился Кабаков, – да ты за этим мудозвоном поехала, манду свою сладкую повезла.
– Арсик, – вновь зарыдала возлюбленная, – это все неправда, он был педовка, импотент...
– А что же ты поехала? – вопрошал обличающий Кабаков.
– Мне деньги нужны были, я шубами торговала...
– Да ты считать не умеешь, как ты торговала? Арсик, – обернулся ко мне Кабаков, – ты ей веришь?
– Верю, – ответил я.
– Да что ты ей веришь, ты в глаза ее лживые погляди, ведь видно, что пи…дит.
Робертина покорно повернула лицо ко мне и постаралась придать взгляду честное выражение. Это ей удалось посредственно.
– Котярушка, ты мне веришь?
– То, что он говорит, правда?
– Да он пи…дит, пи…дит, – заголосила Робертина.
– Я тебе не верю.
Робертина осеклась и изумленно взглянула на меня.
– Котяра, ты что, мне не веришь?
– Нет.
– Мне?
– Не верю.
– Котяра...
Робертина замолчала. Сквозь опилки ее сознания с трудом продиралась какая-то маленькая лживая мысль.
– Котяра, – сказала она, додумав до конца, – но ведь мне нельзя работать. У меня порок сердца.
Игорь засмеялся впервые за вечер. Засмеялся беззлобно и беззаботно.