– Случилось, – ответил он. – Расскажи мне еще раз о болоте.
– О болоте? – переспросил Хэ Лань, пропуская его в комнатку немногим больше чулана. В нее помещалась циновка, накрытая тонким одеялом, стопка книг, лампа да заплечная корзина. Хэ Лань немедленно схватил из стопки аккуратно сложенной в ногах одежды нижний халат, набросил на плечи. Осмотрелся, понятия не имея, куда усадить гостя.
– Если вы обождете, я подам чай в ваши бывшие комнаты, – нашелся он наконец.
Сун Цзиюй с недоумением огляделся.
– Как здесь помещались мои слуги?
Вместо ответа Хэ Лань отодвинул дверь с другой стороны, показывая просторную комнату.
– Старший Жу сказал, что раз я не ваш слуга, мне хватит этой комнаты. Зимой тут хранят соломенные плащи. К тому же… старший Жу не доверяет мне из-за моего сомнительного прошлого.
Сун Цзиюй разозлился. Высечь бы Жу Юя… Впрочем, что толку грозиться: Жу Юй годился ему если не в отцы, то в старшие братья, и был с ним с самого детства. Сун Цзиюй уважал и любил его, хоть иногда слуга и перегибал палку с заботой. Взять хотя бы его высказывания о Лун-гэ…
– Жу Юй был несправедлив к тебе, – Сун Цзиюй покачал головой. – Теперь здесь никто не живет, хватит ютиться в чулане.
Он сел на край циновки, поджав ноги.
– Оставь, не нужно чая. Присядь.
Хэ Лань сел напротив, сложил руки на коленях.
– Спасибо за вашу доброту, господин магистрат. Что вы хотите узнать у этого недостойного?
Он говорил бесстрастно, но задышал тяжелее, и щеки зарумянились. От духоты или…
Сун Цзиюю вдруг тоже сделалось душно.
– Ты ведь был на болоте? Там, куда ходил охотиться магистрат?
– Да, я собираю там травы иногда. И грибы. Там огромные древесные грибы, я готовил вам лапшу с ними. Хотите еще?
– Скажи, а туда, к болоту, к топи, можно подъехать, скажем, на телеге?
Розовый язык облизнул нижнюю губу и спрятался.
– Не к самому болоту… но от дороги идти недалеко. И кое-где проложены гати.
– Завтра утром отведи меня туда, – Сун Цзиюй усилием воли перевел взгляд ему за спину, на плетеную перегородку.
– Хорошо, господин магистрат… – Хэ Лань придвинулся было к нему, но тут же отодвинулся снова, закусил губу.
«Не стоит его поощрять, – подумал Сун Цзиюй. – Ты начальник, он подчиненный, не друг и не воспитанник. Но как же грустно он смотрит в сторону, бедный мальчик, уверенный в том, что недостаточно хорош…»
Он придвинулся сам.
Хэ Лань не отстранился.
– Господин…
– Можешь звать меня по имени. – Сун Цзиюй неловко усмехнулся. – Видишь? Такого я даже юному Ма не позволяю. И тебе не пришлось даже писать стихи.
Хэ Лань сглотнул.
– Цзи… юй… – выдохнул он, и по всему его телу пробежала дрожь. – Нет, я не могу… Это так странно. А если я забуду и назову вас так на людях?
Сун Цзиюй сделал вдох и медленный, долгий выдох. Если, если, если…
Что, если он слишком доверяет малознакомому мальчишке? Что, если привязываться к кому-то так быстро – это ошибка? Да и хочется ли ему сейчас сближаться с кем-то? После того, что он сделал Лун-гэ…
Он неохотно отстранился.
– И вправду. Лучше не зови.
– Не буду… – прошептал Хэ Лань, глядя ему в глаза, словно не мог наглядеться. – Цзиюй. Цзиюй… Все, это последний раз. Цзиюй…
Сун Цзиюй устало улыбнулся.
– Ложись, – сказал он. – Завтра утром поедем на болото.
Вместо ответа Хэ Лань указал на тюфяк.
– Лучше вы ложитесь. Пусть я не умею красиво писать и слагать стихи, но могу хоть чуть-чуть помочь вам после трудного дня.
– Недолго и только плечи, – предупредил Сун Цзиюй, выпутываясь из халата.
Почему нет? Хоть такую малость он может себе позволить в конце этого неприятного, суматошного дня?
Он лег лицом вниз и закрыл глаза. Хэ Лань оседлал его бедра и принялся разминать плечи. Сун Цзиюй вздохнул, чувствуя, как уходит из мышц напряжение… а с ним и сила. На мгновение ему вдруг показалось, что Хэ Лань не человек, а плотный жаркий обволакивающий туман, сладко пахнущий, тяжелый. Словно вокруг уже болота, трясина…
– Господин… здесь, наверное, душно. Я открою дверь?
– Нет, не уходи, – у Сун Цзиюя закружилась голова, сильно, будто он перепил рисовой водки.
Хэ Лань вдруг вскочил, распахнул обе перегородки.
– Здесь слишком душно, – сказал он, избегая смотреть на Сун Цзиюя. Его голос дрожал.
Холодный ночной воздух коснулся лица, и неистово кружащаяся комната немного замедлилась. Сун Цзиюй перевернулся на бок и попытался подняться, но все завертелось снова, и потемнело в глазах. «Что со мной, – подумал он. – У старого Цюя меня отравили?»
– Хэ Лань, мне… нехорошо, – пробормотал он, потянувшись к нему сквозь черные пятна перед глазами. – Помоги.
– Ничего, ничего, господин, – рука Хэ Ланя, неожиданно холодная, легла на лоб, халат окутал плечи. – Подышите свежим воздухом, сейчас вам станет легче. Я принесу воды… и укрепляющий отвар.
Опираясь на его плечо, Сун Цзиюй вышел на галерею, сел… упал, скорее, но это отрезвило. Обморочность и правда понемногу отступала, оставляя за собой свинцовую усталость. Да, он просто устал. Забегался… Уже не юнец.
Хэ Лань смотрел на него, едва не плача.
– Это все из-за меня. Вы три дня работали без отдыха, а сегодня выпили, а я…
Сун Цзиюй хрипловато засмеялся.