Слуга тигра

Сун Цзиюй, выровнявшийся в седле, положил ладонь на рукоять меча, оценивая противника.

Роста этот человек был невысокого, телосложением не выделялся – если и боец из цзянху, то не лучший. Лицо его казалось серым от пыли, серым выглядел и короткий халат из некрашеного льна. Седые волосы стянуты в длинный, до колен, хвост на затылке, за спиной в потертых ножнах большой неуклюжий меч – рукоять обмотана потертой черной кожей. Самым выдающимся в его облике были глаза: серо-зеленые, странно светлые. Ни у кого никогда Сун Цзиюй не видел таких глаз. Ему стало не по себе.

Слепой? Но точно не глухой, к тому же наглец – где же хваленая реакция мастеров цзянху, когда нужно убраться из-под копыт? Да и взгляд у него был живой, презрительный.

– Что за меч хватаешься, чиновник? – хрипло спросил наглец. – Хочешь мне урок преподать? Ну так слезай с коня, попробуй!

Лань Сы снова оказался между ними, плеть повисла в отведенной руке.

– Отойди, – велел Сун Цзиюй. Человек, который походя вышвырнул Лань Сы, не последнего бойца, из седла, – явно мастер. Они не в цзянху, и от вызова можно отказаться, но вокруг собралась толпа – всем было интересно, чем закончится ссора магистрата с бродягой…

– Слезай и подержи коня, – велел он мальчишке-слуге. Тот заныл что-то, вцепившись в халат крепче, но Сун Цзиюй раздраженно дернул плечом, и тот отстал. Бродяга проводил его взглядом и отчего-то улыбнулся.

Спешившись, Сун Цзиюй поклонился, сверкнув усмешкой в ответ:

– Прошу мастера преподать этому магистрату урок.

Бродяга сунул в рот упавшую на лицо прядь волос, задумчиво пожевал кончик.

– Как же тебя отделать… Ты местный судья, так? Значит, по башке бить нельзя. Да и кости тебе ломать не след… разве что левую руку. Ладно, что-нибудь придумаю, – он выплюнул волосы… и исчез.

Сун Цзиюй едва успел увернуться – противник упал с неба, будто брошенный лавиной валун, поднял вокруг себя облако пыли.

Стиль у него был незнакомый – слишком мощный. Впрочем, будь он знакомым, это не помогло бы: светлоглазый мастер не сражался – играл, словно кошка с мышью, Сун Цзиюй с трудом блокировал его удары – поразительно мягкие, словно тот сдерживал силу.

Ах ты!.. Злость придавала сил, но глубокие раны на плече и на ладони снова заныли, пропитывая повязки кровью. Он заметил, что Лань Сы, хмурясь, напружинился, собираясь вмешаться, и рявкнул:

– Назад!

Наглец вдруг оказался у него за спиной: выкрутил левую руку, склонился к уху.

– И зачем вызывался драться, если такой неумеха?! – шепнул он. – Что мне с тобой де… – он осекся, шумно вдохнул воздух, принюхиваясь. – Так ты насле… Ты что, ранен?! Раненый на меня полез?

Краска бросилась Сун Цзиюю в лицо – что за наглый бродяга!

Он вывернулся из захвата и отпрыгнул на два шага.

– Я не отказываюсь от вызова, – вышло бы холодно, если бы он не задыхался.

– Я тоже не отказываюсь, – бродяга поправил перевязь на плече. – Но отложим.

Он огляделся, усмехнувшись толпе.

– Народ! Этот магистрат был ранен на службе! Кто я такой, чтоб его задирать сейчас? В этом нет чести! Эй, магистрат! Через месяц на том же месте и померяемся силой. А?

– Через полмесяца, – Сун Цзиюй усмехнулся. – Почтенный мастер назовет мне свое имя?

– Бао Сюэ, по прозванию Кэцин. А тебя как звать?

– Сун Цзиюй, – Сун Цзиюй поклонился. Мастер его взбесил, но не признать его силу было бы глупостью. А отказываться от урока – глупостью вдвойне. Что это за приемы такие, из какой школы этот человек?..

Бао Сюэ усмехнулся, прищурив светлые глаза.

– Ну, до встречи тогда, Сун Цзиюй, – он махнул рукой на прощание и как ни в чем не бывало зашагал сквозь толпу в город.

Сун Цзиюй только головой покачал.

– Ну, что смотрите, заняться нечем? – прикрикнул он на толпу. Зеваки начали расходиться. Ох и слухов завтра будет… Подпортил ты себе репутацию, магистрат. Впрочем, было бы что портить…

Он взялся за повод – и только сейчас заметил, что мальчишки-слуги нигде нет и Бархат стоит сам по себе, пофыркивая в мягкую пыль.

– Эй! – крикнул он. Прилавок неподалеку не сразу, но зашевелился, и паренек выбрался из-под него. Он был бледен и все вздрагивал, поглядывая ушедшему бродяге вслед.

«Вот уж и правда выводок щенков у этого Ху, – подумал Сун Цзиюй, запрыгивая на Бархата. – Не слуги, а смех один».

– Залезай, не трясись… Тебе еще дорогу показывать.

* * *

Он ожидал, что из леса дорога выведет к поместью или хотя бы охотничьим угодьям, но мальчик показал с наезженного тракта в сторону, где среди бурелома едва угадывалась заросшая тропинка. Ехать приходилось гуськом и медленно, отводя с дороги ветви, норовившие хлестнуть по лицу. Лань Сы заметно тревожился – Сун Цзиюй слышал, как он ерзает в седле.

– Здесь, – сказал вдруг слуга и, легко спрыгнув с лошади, скрылся в подлеске. Дальше коням дороги не было.

– А ну стой!

Но мальчишки уже и след простыл. Поморщившись, Сун Цзиюй спешился и, махнув Лань Сы, углубился в заросли.