Слуга тигра

Идти пришлось недолго: стоило продраться через подлесок, как показалась заимка – маленькая бамбуковая хижина, крытая сосновыми ветками. Из дыры в крыше валил дым, на чурбачке перед дверью очередной фарфоровый мальчик мелко рубил стебли каких-то трав.

– Магистрат Сун пожаловали! – Ху Мэнцзы в нижнем лиловом халате вышел из хижины, рукой разгоняя дым. Рукава его были подвязаны, обнажая белые предплечья, волосы были заколоты на макушке. Сперва Сун Цзиюю показалось, что на халате какой-то мудреный узор, но приглядевшись, он понял, что это бурые пятна.

Он остановился чуть в стороне, не подходя. Больше никого вокруг не было видно, но Лань Сы за его спиной все равно положил ладонь на рукоять меча.

– Зачем вы позвали меня сюда, господин Ху?

– Заманить вас в ловушку и съесть, а потом еще два дня обгладывать кости, – вдали от города Ху Мэнцзы растерял всю свою манерность, и голос его звучал устало. – Я зашил рану этой девчонки, как смог, и вливал в нее ци, чтоб вы успели поговорить. Заходите.

В хижине стоял густой тяжелый запах крови. На грубой лежанке, укрытая дорогим халатом Ху Мэнцзы, когда-то ярко-рыжим, а теперь бурым от крови, лежала женщина. Свет едва-едва пробивался в домик, страдание исказило лицо несчастной, но Сун Цзиюй сразу узнал ее – это была та самая девушка с «Алой лилии», что обслуживала их в ту ночь.

Он опустился рядом с лежанкой на колени.

– Инь Юй.

Она с трудом открыла глаза. Воздух вырывался из ее рта со свистом и бульканьем – повреждено легкое?

– Я достала… ее… – прохрипела она. – Хозяйскую книгу… выполняй…

Сун Цзиюй подозвал Лань Сы, но тот, глянув на раны, покачал головой.

Вот, значит, как. И ничего нельзя сделать…

– «Алой лилии» больше нет, – мягко сказал он. – Ты свободна.

Глубокий вздох, почти чистый.

– Под большой ивой… там, в корнях… я не успела забрать… – прошептала она и всхлипнула вдруг. – Мама… господин… отвезите меня к маме…

– Где твоя мама, милая? – Сун Цзиюй склонился над ней, силясь расслышать ответ, но ее глаза уже закатились, а грудь заходила часто-часто, все тело задрожало.

Помедлив, он закрыл ей глаза, опустил платок на спокойное, как будто посвежевшее лицо. Вот и еще одна женщина, которую ему предстоит похоронить…

Что за проклятый город.

Ху Мэнцзы, все это время неподвижно стоявший у стены, выдохнул тяжело, опустился на пол у очага.

– Ну вот и все. Я не мог отпустить ее, пока магистрат не сдержит слово.

Сун Цзиюй помолчал, глядя на безмятежное лицо девушки. Что за конец для той, что и так столько страдала! Ее загнали в угол… Охотились, словно на животное.

– Вы знаете, кто это сделал?

Ху Мэнцзы устало пожал плечами, глядя в огонь.

– Увидел только какого-то подонка в черном. Стрелял из лодки.

– Вы встречались в ту ночь, когда сгорела «Алая лилия»? Она должна была принести книгу? – Сун Цзиюй присел рядом, взял Ху Мэнцзы за запястье.

– Так и есть. Она бежала по берегу уже раненая. Очень уж они не хотели ее отпускать, – тот слабо усмехнулся. – Что это вы меня так нежно держите, магистрат?

– Всего лишь хотел привлечь ваше внимание, – сухо сказал Сун Цзиюй и убрал руку. – Я должен ехать, найти книгу. Пришлю кого-нибудь, чтобы забрали тело.

Он поднялся, но на пороге помедлил и обернулся:

– Спасибо за помощь, господин Ху.

– Не за что, – Ху Мэнцзы даже не посмотрел ему вслед. – Обещания должны выполняться. Клятвы – даваться искренне. Если происходит иначе, случаются большие беды.

* * *

Нельзя было ехать на поиски книги с одним лишь Лань Сы. Заехать бы в управу, взять стражников, и только тогда… Но об этом Сун Цзиюй подумал поздно, уже уворачиваясь от длинного клинка.

Похоже, за ним следили от самого леса, а он, погруженный в раздумья, заметил слишком поздно, уже когда склонился над корнями ивы, выуживая завернутую в кожаный лоскут книгу, и услышал громкий всплеск, а потом ругань Лань Сы.

Над ухом просвистел арбалетный болт.

Убийце не повезло дважды: сначала он промахнулся, а потом замешкался, перезаряжая оружие. Сун Цзиюй отыскал его по яростному шуршанию камышей и не стал медлить – побежал прямо на врага, выхватив меч на ходу.

Клинки с лязгом встретились. Противник, замотанный в черное по самые глаза, был силен – или, может быть, Сун Цзиюй ослаб от ран и потери крови. Лань Сы, похоже, тоже приходилось туго.

Из какой школы эти двое? То бьются словно тигры, то уворачиваются, едва ли не танцуя! Рассерженный, Сун Цзиюй погнался за врагом, требуя продолжения драки… и понял, в чем был подвох.

Убийца знал эти берега и завел его на самое илистое место, среди камышей, где грязь так и чмокала, не желая отпускать сапоги. Сам же он скакал по камням, показывавшим из воды серые бока.

Проклятье!

Сун Цзиюй отмахнулся от меча и сам вскочил на камень, но замешкался – испугался, что сейчас потеряет сапог. Убийца только этого и ждал: подпрыгнув, он ударил Сун Цзиюя обеими ногами в грудь с такой силой, что тот отлетел и приложился спиной о валун. Раненую руку пронзила острая боль, перед глазами потемнело – но враг не стал ждать, атаковал снова, и Сун Цзиюй со всей ясностью понял, что не успеет увернуться от нацеленного в грудь меча.