Слуга Жнеца

Когда вошла, глаза серой засветились в полумраке. Воздух прохладный и сырой, от чего кожа покрылась крошечными капельками, которые в свете адуляров, выглядят как алмазы.

С противоположной стороны широкая купель с мерцающей водой, по краям специальные подголовники, чтобы удобней лежать. Чуть правее омывальня в форме маленького водопада с камнями и мхом, по которым струится вода.

Эльфийка с тоской посмотрела на купель, в которой так хочется понежиться, и прошагала к омывальне.

Когда закончила и вернулась в комнату, на окне собралась целая стая синиц. Они с громким щебетанием прыгают друг через друга, особо смелые влетают в покои, но тут же выпархивают наружу.

– Хорошо вам, – проговорила Каонэль. – Вам не надо переживать за всех.

Одна синичка повернулась к ней правым глазом и пронзительно пискнула.

Каонэль удивленно подняла бровь.

– Что? Не согласна? Может ты и права, но тебе вряд ли приходится думать, как примирить врагов, которые с рождения непримиримы.

Потом серая постелила новые покрывала, светло-зеленые, как молодая трава, и приблизилась к окну. Синицы моментально разлетелись по ветками, продолжив весело щебетать. На полу остались несколько перьев.

Утро в разгаре, солнце сияет радостно и ярко, умытое после ночного сна. Внизу бегают гномы, что-то таскают, переругиваются, иногда мелькают гоблины, прижимая что-то к груди. Как ни старалась эльфийка смотреть только на синиц, взгляд все равно сползает к дворам.

Когда присмотрелась, заметила Теонарда и Лотера у самой башни мага. Отсюда они кажутся не больше кошки, но острое зрение эльфийки позволило разглядеть лохматые руки полузверя и драный плащ Главы.

– Опять ничего не говорят, – пробормотала Каонэль.

Она быстро оделась, затянув шнурки от корсета на животе, разгладила складки. Потом поправила серебряный водопад волос так, чтоб лежал поверх плаща и вышла в полумрак коридора. Едва развернулась к выходу, как откуда-то сверху раздался пронзительный крик.

Моментально забыв о Лотере и Теонарде, серая метнулась через анфилады по коридору и взлетела по винтовым ступеньками на самый верх.

Здесь широкая площадка со свободным от веток центром, несколько лавок со спинками, чтобы отдыхать, когда замучают. Возле каждой цветы в горшках, над которыми по ночам сбиваются стайки светлячков, а сейчас жужжат пчелы. На этой же площадке живет Пушок, на которого наткнулась Генэль и теперь истошно вопит, заламывая руки.

– Чудовище! Чудовище! Уберите его немедленно!

Пушок встал перед ней на задние лапки, коротенькие и не приспособленные для таких действий, и тихонько пищит, боясь ранить остроухую, такую похожую на хозяйку, но почему-то кричащую. Перепончатые крылья растопырились, словно готов взлететь, а приплюснутая морда с острыми зубами испуганно сморщилась.

Каонэль метнулась к зверю и стала успокаивать, ласково поглаживая по густой шерсти.

– Тихо, тихо, маленький. Успокойся, все хорошо, я тут. Напугала тебя противная эльфийка. Но ты не бойся. Я тебя не дам в обиду.

Нетопырь перестал пищать и опустился на четыре конечности, крылья сложились. Он уткнулся огромной мордой в ладони Каонэль и жалобно заурчал, мол обижают меня, кто хочет.

– Ну все-все, – проговорила серая. – Никто тебя не побил. Видишь, все добрые. Ползи в свое дупло и спи. День на дворе, приличные нетопыри спят.

Пушок еще немного поластился к хозяйки, но та строго посмотрела, и нетопырь пополз куда-то в ветки.

Когда Каонэль обернулась, высокородная выглядела как мраморное изваяние, застывшее в момент ужаса. Глаза вытаращены, рот раскрыт, а уши острыми пиками пытаются пронзить небо.

– Ты зачем Пушка напугала? – резко спросила серая.

Генэль, наконец, смогла выдавить:

– П… Пу… Пушка?

– Да, Пушка, – повторила Каонэль. – Это мой нетопырь. Он очень ласковый и добрый. Его нельзя пугать, иначе может закричать. А страшнее него кричит только банши.

Высокородная пыталась прийти в себя, поправляла платье и откидывала колоны, но взгляд все равно переползает к зарослям, где скрылся зверь. Когда уши перестали трястись, а лицо приобрело прежнее холодное выражение, она спросила повелительно:

– Кто такая банши?

Серая обошла ее, проверяя не сломал ли что-нибудь перепуганный Пушок, стала трогать лавки и горшки с цветами, который высаживала вручную.

– Банши, – проговорила она, подвигая горшок, – это такая женщина… Хранитель. Которая если заорет, все повымрут. Понятно?

Безупречное лицо солнечной скривилось, она некоторое время наблюдала как серая напрягается, упираясь стопами в пол, что совершенно недопустимо для высокородной.

Потом спросила:

– И ты позволила таким созданиям жить рядом?

– Она хорошая, – ответила серая эльфийка. – Грустная правда очень, но хорошая. И вообще, у нас все хорошие. Гнур только занудливый. И Тарнат не может руки держать при себе. Еще мелкинд бывает невыносимым, а от Булука воняет. От ворга иногда страшно делается, а от Теонарда вообще не знаешь, чего ждать. Ну и остальные. Но все хорошие.

Генэль фыркнула.

– Отвратительно. Как с ними вообще можно уживаться приличному эльфу? Ты, может и не приличная, но все же эльф.