Слухи

Порой я страстно желала, чтобы Грейс высказалась начистоту. Тогда нам не пришлось бы обозначать полунамеками наши страхи, тревоги и неприязнь! Притворство Грейс, будто ей безразлично, когда она явно была задета, окончательно испортило мне настроение.

– Слушай, – произнесла она, – а почему бы тебе не прийти ко мне на ужин на следующей неделе? Я приготовлю макароны с сыром…

– Макароны с сыром? – усмехнулась Рейчел.

– Это любимое блюдо Анны, – пояснила Грейс. – Помнишь, как ты заставляла меня постоянно готовить спагетти?

– Спасибо, прекрасная идея.

Грейс по-прежнему улыбалась, но ее взгляд задержался на руке обнимавшей меня Нэнси, и улыбка исчезла.

Мне захотелось стряхнуть с плеч руку Нэнси, брезгливо отбросить ее от себя, но я этого не сделала. Вот бы развернуться и уйти от всех четверых, потому что даже короткий разговор довел меня до предела! Все казалось фальшивым, неискренним.

Наконец Грейс извинилась и пошла искать Матильду. Нэнси еще раз прижала меня к себе, а потом отодвинулась и сунула руки в карманы.

– Что это было? – спросила она.

– Ты о чем?

– Ты приняла ее приглашение без энтузиазма.

– Неправда.

– Неправда? – Нэнси помолчала. – Анна, если не хочешь к ней идти, не надо.

Вдруг Рейчел воскликнула, что совсем забыла о времени и теперь опоздает на работу. Она побежала к воротам, и осталась только Кейтлин, хотя она стояла чуть в стороне.

– Отчего же, я хочу пойти, – возразила я.

Нэнси поджала губы и усмехнулась:

– Что-то не заметно.

Я отвернулась, не желая продолжать этот разговор.

Мелкие капля дождя стекали по стеклам в кабинете Салли, и я не могла четко разглядеть улицу. За окном мелькали яркие пятна зонтов – прятавшиеся под ними пешеходы спешили по делам и сразу скрывались из виду.

Мне нравилось смотреть в окно и наблюдать за людьми на незнакомой улице. Сегодня, когда за стеклом все размыто, даже ритмичный стук капель успокаивал.

Часовые сеансы у Салли сами по себе служили утешением – просто выкроить время для себя и поговорить о прошлом. Она на меня не давила, но мне неоднократно приходило в голову, не считает ли психотерапевт наши беседы пустой тратой моих денег – ведь я не до конца откровенна.

– Я хочу, чтобы это прекратилось, – призналась я.

– Что именно?

– Не желаю стоять на площадке и тревожно озираться. Я уже боюсь возить Итана в школу и забирать после уроков.

Я вытесняю Грейс за пределы своей жизни, и она не может этого не чувствовать. Я будто слышу ее голос: «Неужели я тебе больше не нужна, Анна?»

Раньше я не могла без нее жить. В детстве Грейс была мне нужнее всех, да и в юности, пока ее не отняли от меня. Но сейчас она действительно мне больше не нужна. И никто не нужен.

Я собралась с силами, глубоко дыша.

– В общем, Нэнси говорит, что я не должна стыдиться своего решения. Грейс даже не знает Бена – остальные-то знакомы с ним много лет.

– А вы, значит, чувствуете себя виноватой?

– Да постоянно, черт побери!

Салли улыбнулась:

– Вам нужно перестать себя корить. Вы взрослый человек и вправе поступать так, как считаете нужным. Но… – она подалась вперед, – если вы не общаетесь с Грейс только потому, что она не нравится Нэнси…

Под ногтями у меня зачесалось, и зуд распространился по рукам, так что кожу начало покалывать. Хотелось высказаться откровенно, попытаться все объяснить, но вместо этого я сказала:

– Вовсе нет. – Не надо говорить о Нэнси или о Грейс. Я сменила тему: – Вы спрашивали о моей матери…

– Да, – кивнула Салли. – Хорошо бы о ней побеседовать.

– Нет, не хочу говорить о ней, – пробормотала я. Видимо, эта тема не выходила у меня из головы после недавних признаний отца.

– Вы можете рассказать, что произошло?

– Да там особо нечего рассказывать… – Я сделала паузу, вспоминая слова отца, которые кое-что для меня прояснили. – Мать ушла, когда мне было четыре года. Ушла насовсем и больше не возвращалась. Вот представьте, вышла из дома на улицу, и больше мы ее не видели.

– Да, это сложно принять и смириться с этим.

Я пожала плечами. То время я помню смутно и до сих пор не знаю, что правда, а что нет. Запах талька всегда живо напоминает мне о маме, о запахе ее кожи, мягкости волос. Правда ли это, или воображение сыграло со мной злую шутку?

Зато я хорошо помню, как много дней после маминого ухода я стояла около калитки и ждала ее, вглядываясь, не мелькнет ли в конце улицы знакомое яркое пальто.

Но настал день, когда я не пошла к забору, и с тех пор как отрезало – я перестала ждать возвращения мамы.

– Вы пытались ее искать? – спросила Салли.

Я покачала головой. В детстве отец никогда не говорил со мной о маме. Таким был его способ пережить случившееся – притвориться, будто ее в природе не существовало.