Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

Существовал и другой образ Красного Креста — как борделя. Некоторые романтично настроенные молоденькие курсистки отправлялись сестрами на войну ради приключений и поиска подходящего жениха. Тиражировавшийся образ бравого офицера казался им лучшей кандидатурой. Очень скоро в военных кругах заговорили о флиртующих с офицерами медсестрах. Б. И. Колоницкий обращает внимание на трансформацию массового образа сестры милосердия из терпеливого и кроткого «белого ангела» в грубую и воинственную женщину в кожаной куртке: «Со временем сестра милосердия для солдат-фронтовиков стала символом разврата, „тылового свинства“. Наряду с „мародерами тыла“ и штабными офицерами, отсиживающимися вдали от передовой, сестра милосердия становится олицетворением легкомысленного тыла, забывающего о нуждах окопников. Появились такие термины, как „сестры утешения“, „кузины милосердия“, а штабные автомобили стали именоваться в солдатских разговорах „сестровозами“»[2036]. К тем же выводам приходит и П. П. Щербинин. А. Б. Асташов более осторожен, предпочитает отделять сложившийся образ медсестры от того, что она представляла собой на самом деле и как себя вела на фронте. Исследователь полагает, что в первую очередь критическое отношение к сестрам вызревало в среде рядовых, для которых женщины были недоступны, в отличие от офицеров, а также отмечает общее критическое восприятие женщины на фронте, характерное для традиционного сознания[2037]. Е. С. Сенявская, признавая определенные перверсивные формы взаимоотношений офицеров и медсестер, предпочитает вторых рассматривать как своего рода жертв «пренебрежительно-потребительского отношения к женщине как средству удовлетворения половой потребности мужчин»[2038]. Эта точка зрения представляется односторонней, не учитывающей явных изменений в сексуальном поведении самих девушек, оказавшихся в прифронтовых районах, а также проходившей в целом в российском обществе начала ХX в. сексуальной революции (одним из женских образов которой был образ женщины донжуанского типа) и многочисленных источников личного происхождения, раскрывающих в ряде случаев мотивы женского кокетства на фронте.

Встречается в литературе (преимущественно в научно-популярных изданиях) некоторая идеализация медицинских сестер, являющаяся следствием некритичного отношения к источникам. Так А. В. Срибная, признавая проникновение на фронт в качестве сестер милосердия легкомысленных девиц, считает это исключением из правила и полагает, что дискредитация образа медсестры происходила в тылу из‐за сплетен и слухов, тогда как «люди, непосредственно видевшие работу сестер на войне, относились к ним с благоговением»[2039]. Автор считает, что наиболее достоверную информацию об отношении к сестрам милосердия можно почерпнуть из слов врачей, раненых солдат, представителей Красного Креста и военных корреспондентов. Оставим на совести Срибной утверждение, что сотрудники Красного Креста, равно как участвовавшие в конструировании патриотической мифологии корреспонденты, предоставили историкам «наиболее достоверную информацию». Показательно то, что сами врачи и раненые солдаты зачастую описывали картины распутства сестер, до которых не могли додуматься фабриканты тыловых сплетен. Впрочем, противоречивые оценки поведения медсестер отчасти были вызваны разными представлениями современников о долге, морали, нравственности, месте и роли женщины в обществе. Противники эмансипации склонны были сильно преувеличивать неблаговидное поведение сестер милосердия. Нужно также заметить, что процент легкомысленных медсестер на фронте не столь важен — важно, что дискредитирующих случаев поведения было достаточно для формирования в массовом сознании определенного образа, вступавшего в противоречие с официальной пропагандой.