Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

Визуальная антиленинская пропаганда шла параллельно судебному процессу против большевиков, инспирированному министром юстиции Временного правительства П. Н. Переверзевым. Однако обывателям казалось, что суд над большевиками недостаточно быстро проходит из‐за чинимых Петросоветом препон. В августе 1917 г. появляется карикатура на тему библейского сюжета жертвоприношения Исаака. В роли Исаака на ней изображался лежащий на жертвеннике голенький Ленин, в роли Авраама, занесшего над ним кинжал, — министр Переверзев, а в роли ангела, остановившего Авраама, — председатель исполнительного комитета Петросовета Н. С. Чхеидзе[2576]. В кустах стоял кадет в образе покорной овцы, которой и суждено было стать жертвой. Как видим, художникам-карикатуристам не чужда была политическая прозорливость, позволявшая предугадывать скорое развитие событий.

Религиозный дискурс становился инструментом осмысления происходящего: включая в контекст библейских преданий исторические события, современники, как им казалось, получали ответы на актуальные вопросы. После провала «корниловского мятежа» художник Иван Симаков (Синус) опубликовал в «Биче» две карикатуры, в которых попытался представить интерпретацию современных ему событий далекими потомками из XXI века в контексте религиозной иконографии. На одной из них, названной «Сретение неподобных великомучеников большевистских Ленина и Зиновьева», изображалось возвращение из финляндского подполья в Петроград лидеров большевиков, перед которыми на колени падал социал-демократ Ю. М. Стеклов, одетый в черные одежды. У ворот города их встречали представители власти и видные политики: А. Ф. Керенский, Л. Д. Троцкий, В. М. Чернов, А. В. Луначарский и др. Примечательно, что в руках у Ленина были трость и черный котелок, а у Зиновьева — чемоданчик с немецкими деньгами. За всем этим с пальмы наблюдала троица немецких шпионов (ил. 234 на вкладке).

Присутствие в качестве центрального персонажа Стеклова, не являвшегося большевиком, нуждается в дополнительном пояснении. Дело в том, что обывателям Стеклов был хорошо известен по своей первой фамилии — Нахамкис. Фамилия Нахамкис использовалась публицистами и художниками в качестве нарицательной, с ее помощью обыгрывалось представление о большевиках как о сборище хамов. В свою очередь сравнение большевиков с хамами уходило корнями в статью Д. С. Мережковского периода Первой революции «Грядущий хам», в которой он предсказывал гибель России. Июньский номер «Нового Сатирикона» открывала карикатура Ре-Ми, на которой был изображен бандит, развалившийся с ногами на диване в чужой разгромленной квартире и с газетой «Правда» в руке. Его слова передавала подпись к рисунку: «Вот все говорили „грядущий“ да „грядущий“!.. А вот я уже и „пришедший“!..»[2577] Одна из июньских карикатур обыгрывала газетное сообщение о том, что семья Нахамкисов держала салон красоты: на рисунке был изображен интерьер парикмахерской, в которой супруга Нахамкиса стригла буржуазного вида женщину, а рядом парикмахер-Нахамкис отрезал буржую волосы вместе с головой. Тем самым «пришедшие хамы» несли с собой не только моральную, но и физическую угрозу. В это время в столице среди обывателей ходила шутка, как при встрече большевика с меньшевиком первый гордо заявил, что в Петрограде теперь очень много большевиков, на что получил ответ: «Поэтому его и называют, не Петербург, а Хам-бург». Ровно через год, в июне 1918 г., Ре-Ми невесело шутил на эту тему: на рисунке под названием «Пророк» был изображен Д. С. Мережковский, опиравшийся на башню из книг с заглавиями «Грядущий хам». Писатель раздумывал: «А, все-таки, напрасно говорят, что нет пророка в своем отечестве»[2578].

Нахамкис стал одним из излюбленных персонажей карикатуристов, олицетворяя для антибольшевистской пропаганды фальшь и низость леворадикального течения в революции. Характерно, что в портретах Нахамкиса из журналов «Бич», «Новый Сатирикон» выраженно присутствовали монголоидные черты, с помощью которых проводились параллели между большевиками и гуннами, большевиками и монголо-татарами. В декабрьском номере «Стрекозы» А. Лебедев изобразил гунна, удовлетворенно наблюдавшего за тем, как «большевики» грабят и убивают обывателей. Гунн констатировал: «Мои потомки работают нисколько не хуже меня!»[2579] Говоря об источниках образа большевика-гунна, следует заметить его пересечение с «грядущим хамом» в стихотворении В. Брюсова «Грядущие гунны», написанном в первую российскую революцию: «Где вы, грядущие гунны, / Что тучей нависли над миром! / Слышу ваш топот чугунный / По еще не открытым Памирам».