В. И. Ленин некоторыми художниками также изображался представителем монголоидной расы. В этом случае нередко происходило смешение нескольких иконографических типов: Ленин-гунн/монгол, Ленин-анархист, Ленин — немецкий шпион, Ленин — библейский персонаж. Так, на карикатуре под названием «Враг народа» из июньского номера «Барабана» лидер большевиков был изображен в образе белокрылого монголоидного ангела, летящего над городом с мешочком немецких сребреников и бросающего бомбы[2580]
. Рисунок сопровождала подпись, перефразирующая стихотворение М. Ю. Лермонтова «Ангел»: «По небу полуночи Ленин летел / И песню анархии пел…» На карикатуре в июльском номере «Барабана» Ленин-монголоид вместо тюрьмы «Кресты» получал немецкий крест (ил. 235). В августе А. Лебедев обратился к репинской композиции «Запорожцев» в карикатуре «Пишут „Приказ № 1“». Российское офицерство склонно было именно в этом приказе усматривать причины развала армии (в действительности начавшегося еще раньше) и возлагать на его инициаторов ответственность за провал летнего наступления. На рисунке Лебедева одними из авторов приказа № 1 оказывались отсутствовавшие тогда в России В. И. Ленин и А. В. Луначарский, причем Ленин изображался монголоидом с торчавшей из головы пикой от немецкого шлема[2581]. Страх перед большевиками-шпионами и перед реставрацией монархии привел к появлению слуха-химеры в конце 1917 г.: «Кажется, доигрывается последний акт инфернального водевиля большевиков. Упорно и с разных сторон сообщают, что решено (и будет опубликован соответствующий „декрет“ Ленина, — русский народ не дорос до гражданской свободы) посадить на престол Алексея, а регентом назначить не то Гессенского герцога, не то Павла Александровича»[2582].Помимо ассоциаций с гуннами и «монголо-татарами», подобные карикатуры развивали фобии перед «китайской угрозой» — с лета 1917 г. газеты сообщали о нашествии китайцев в Петроград, организации ими вооруженных банд, которые якобы устраивали человеческие жертвоприношения. В ситуации, когда антисемитизм стал менее популярен, фобии «кровавого навета» с евреев переадресовывались китайцам (тем более что в годы Первой мировой войны их всячески демонизировали, подозревали в шпионаже и выселяли из столицы). Вероятно, не случайно, что на ноябрьской карикатуре Д. Моора (ил. 236) лидер большевиков представал в образе высоколобого китайского божества Фукурокудзю (который, впрочем, считается одним из семи богов счастья)[2583]
. Существовал и антисемитский подтекст в акцентировании еврейского происхождения отдельных большевиков и сочувствующих им деятелей (Нахамкиса-Стеклова, Бронштейна-Троцкого и др.). Т. А. Филиппова обращает внимание на семитские черты Ленина в карикатурах 1917 г.[2584]Ил. 235. Заслуженная награда. Текст: Голос свыше (Ленину). — Твои соотечественники не догадались наградить тебя «Крестами» — носи же этот // Барабан. 1917. № 13. Задняя сторонка обложки
Ил. 236. Д. Моор. На двух полюсах. Два казака — пара // Будильник. 1917. № 37–38. Обложка
Доставалось от карикатуристов и лидерам правого крыла. В августе художники иронизируют на тему противостояния Керенского и Корнилова, а после провала «мятежа» последнего Д. Моор придумывает достаточно оригинальный сюжет: на рисунке под названием «На дне» в ночлежке изображены Николай II и Л. Г. Корнилов. Кроме отсылки к известному произведению М. Горького, автор обыгрывает фатальную роль железнодорожной станции «Дно» в судьбах царя и генерала: для Николая II станция «Дно» стала последней остановкой перед подписанием отречения, для Корнилова «Дно» — последнее препятствие на пути двигавшейся в Петроград «Дикой дивизии».
Ил. 238. Ре-Ми. Русская промышленность // Новый Сатирикон. 1917. № 38. С. 9
Помимо политики, не внушала обывателям уверенности в завтрашнем дне и экономическая обстановка. Тема голода, наряду с анархией, была одной из самых распространенных летом — осенью 1917 г. В октябрьском номере «Нового Сатирикона» была напечатана карикатура Ре-Ми, на которой скелет в рваной мантии и с короной на голове взбирался по ступенькам к пустому трону (ил. 237 на вкладке). Карикатура называлась «Царь-голод», а подпись под ней поясняла: «Трон почти никогда не остается незанятым…» Не менее сильный образ был воплощен в другом рисунке Ремизова, опубликованном в следующем номере. На нем при свете дня и ночи был изображен промышленный пейзаж, но если днем на нем были видны трубы над фабриками и заводами, то при свете луны они превращались в кладбищенские кресты (ил. 238).