Если сами события 25–26 октября 1917 г. не нашли должного отражения в карикатуре (что отчасти можно считать результатом наступившей политической апатии, потери интереса к очередным правительственным перестановкам), то социальным и культурным последствиям прихода большевиков к власти были посвящены иллюстрации во многих журналах. Ноябрьский номер «Нового Сатирикона» развивал тему большевиков-хамов. Карикатура В. Лебедева создавала образы крестьян, солдат и рабочих Троцкого: разбойника, дезертира, лодыря[2593]
. В том же номере Ре-Ми изобразил, как большевики грабят Фемиду: повязку сорвали, чтобы душить ею обывателей, меч — заниматься разбоем, а весы — спекулировать на рынке. Следует заметить, что если «желтая» пресса и издания правого толка развивали антисемитскую тему в антибольшевистской пропаганде, то либеральные журналы, наоборот, обвиняли большевиков в провоцировании еврейских погромов. Этому, например, была посвящена карикатура Ре-Ми, на которой с небес за убийствами евреев наблюдал В. К. Плеве (считавшийся ответственным за Кишиневские еврейские погромы 1903 г.) и говорил: «Да если бы я знал, что России такая свобода нужна, да я бы первый ее, свободу такую ввел!..» Рисунок А. Радакова «Последнее завоевание революции» изображал Россию в образе женщины, повешенной большевиками на дереве. Хамы стягивали с нее сапоги, а вдалеке за картиной удовлетворенно наблюдал немец[2594]. Ноябрьский номер «Бича» изображал октябрь в образе смерти с косой. При этом одним из главных антагонистов на его страницах оказывался лидер эсеров В. М. Чернов: провозглашение большевиками эсеровской аграрной программы в Декрете о земле и общая популярность партии среди крестьян создавали для кого-то иллюзию победы социалистов-революционеров. На рисунке художника Б. Антоновского крестьяне стояли на коленях перед громадной иконой с образом лидера эсеров[2595]. Художник Тэдди и вовсе изображал Чернова как преемника Распутина[2596].Весь 44‐й номер «Нового Сатирикона» за декабрь был посвящен «благодарностям» большевикам за то, что они в корне пресекли спекуляцию бумагой, закрыв все газеты, сделали искусство достоянием масс (имелся в виду разгром Эрмитажа и Зимнего), быстро и энергично освободили Россию от иностранного капитала (конфликт с союзниками по Антанте), сумели даже самолюбивых англичан поставить на колени (изображены молящиеся о спасении России от большевиков англичане), смогли сделать так, что всякого русского человека в Европе будут встречать с распростертыми объятиями (иностранная полиция ловит беглеца из России), сразу прекратили всю лишнюю переписку в канцеляриях (игнорирование госслужащими правительства большевиков), сумели вывести добрый русский народ на широкую дорогу (изображен разбойник на большой дороге)[2597]
. Главным страхом обывателей при этом оставалась боязнь гражданской войны. В ноябрьском номере «Стрекозы» появляется рисунок, где Россия изображалась как поле битвы маленьких черных человечков, над которыми с пером и бумагой склонилась История, размышлявшая: «Гм… Это самая скверная история из всех, какие мне приходилось записывать»[2598].Ил. 239. Ре-Ми. Рождество Христово // Новый Сатирикон. 1917. № 45. Обложка
З. Гиппиус отзывается на захват власти большевиками, восстание юнкеров стихотворением «Веселье», написанным 29 октября: «Блевотина войны — октябрьское веселье! / От этого зловонного вина / Как было омерзительно твое похмелье, / О бедная, о грешная страна!.. / …Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой, / Смеются пушки, разевая рты… / И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой, / Народ, не уважающий святынь!»
Настроения обывателей после захвата власти большевиками можно понять по рождественским выпускам сатирических иллюстрированных журналов. Иллюстрации на обложках последних декабрьских номеров «Нового Сатирикона» и «Бича» были подписаны строчкой из Великого славословия «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение», которую, согласно евангелию от Луки, Ангелы пропели пастухам, извещая о рождении Иисуса. Н. Ремизов переосмыслил эту легенду в контексте актуальных российских событий и в образе поющих ангелов изобразил трех пьяных мужиков, аккомпанирующих себе на гармошке (причем центральный персонаж, монголоидного типа, соответствовал иконографической традиции, в которой обычно изображали Ленина) (ил. 239), а Б. Антоновский создал композицию поющих славословие ангелов над полем, усеянным трупами, над которыми возвышалась смерть с косой (ил. 240). Эсхатологические настроения совпадали с уже отмеченным ростом самоубийств среди душевнобольных в осенний период. Зимой 1917/18 г. эти тенденции лишь усиливались.
Ил. 240. Б. Антоновский. Слава вышних // Бич. 1917. № 43. Обложка