О плохой организации призыва сообщалось и в письме из Казани от 8 августа: «Работы тут много. Каждый день пригоняют все новых и новых запасных. Уж даже девать некуда. Ни обмундировки, ни оружия, конечно, нет. И все это ходит грязное, оборванное. Как выведут, никак нельзя подумать, что это войско, а прямо сброд всякий. Есть и хулиганы, понятно… Постоянно массы народа недосчитываешься — где-то себе гуляют. Повидимому, организация всего этого дела пребезобразная. Например: к нам понаслали массу пехоты, а теперь велят обратно куда-то пересылать»[407]
. В другом письме сообщалось о бесчинствах новобранцев в Чистопольском уезде Казанской губернии, устроенных при попустительстве администрации: «Я все еще сижу в Лаишеве и завтра надеюсь кончить прием ратников. Несмотря на полный беспорядок, внесенный военным начальством, здесь обошлось все пока благополучно. В Чистополе же не совсем удачно. Народ там все разбойники, и можешь себе представить, их бросили на произвол судьбы, отправляя огромные партии по малым дорогам без провожатых. Шесть дней подряд проходили мимо моей усадьбы и все шесть дней поджигали мое имение в разных местах, и только благодаря дождю у меня остался сосновый лес… Кроме меня пострадали все лежавшие по дороге усадьбы, но только там не жгли, а грабили рожь и овес в снопах и разбивали стекла в окнах. Вообще видно, что идеи 1905–06 гг. глубоко пустили корни…»[408] Автор письма лично жаловался губернатору Боярскому, но тот оправдывался лишь тем, что в других местах все еще хуже. Выше уже приводилось письмо Казанского губернатора, в котором он хвастался, что в его губернии призыв ратников идет без эксцессов и ему не приходится прибегать к помощи войск. Вероятно, в этом проявлялась стратегия администрации: пуская сбор ратников на самотек, избегать больших скоплений призывников в крупных административных центрах, вследствие чего массовые беспорядки по типу барнаульских заменялись множеством локальных конфликтов. Войска не были привлечены к призыву в Казанской губернии, Боярский хвастался отсутствием массовых бесчинств, и только помещики, чьи имения располагались по пути следования запасных, оплакивали свое имущество на пожарищах.Аналогичные бесчинства запасных имели место в Киевской, Минской, Могилевской губерниях. Запасные двигались отдельными партиями по 200–300 человек, часто без надлежащего воинского надзора. Запасные нижние чины, призванные из Игуменского уезда Минской губернии, шли пешком в Минск по Игуменскому тракту, громя по пути винные лавки, заходя в близлежащие имения, вымогали деньги, забирали вещи, грабили и поджигали усадьбы[409]
. В Могилевской губернии в имении Почаевичи графа Хрептовича-Бутенева крестьяне и запасные вырубили лес, забрали дрова[410]. Причем доставалось не только помещикам, но и крестьянам «чужих» деревень: по сообщению киевского губернатора, мобилизованные поджигали находящийся на полях в снопах овес, били стекла в домах, ломали изгороди[411].Плохая организованность переброски маршевых команд запасных провоцировала конфликты на этой почве. Так, в ряде случаев запасные заявляли воинским начальникам, что не желают идти пешком, а требуют подводы. Те, кто получал подводы, требовали поездов или пароходов. Нередко мобилизованные предъявляли еще большую щепетильность. В. Ф. Джунковский вспоминал, что в Сабунчах запасные при посадке на поезд убили полицмейстера Панина и разбежались. Поводом стал поданный поезд, состоявший из теплушек. Запасные, увидев это, стали забрасывать машиниста камнями, крича: «Не поедем в телячьих вагонах, давай классные». Когда Панин с несколькими казаками попытался усмирить толпу, его убили брошенным камнем. На следующий день Джунковский лично решил проводить запасных и увидел следующую картину: «Запасные сидели в вагонах, пьяных масса, градоначальник выкрикивал разные воодушевляющие патриотические слова, часть запасных кричали „ура“, другие же с озлобленными лицами показывали градоначальнику кулаки, из вагонов сыпались ругательства. Картина была омерзительная»[412]
. Когда Джунковский выезжал на автомобиле со двора сборного пункта, кто-то из запасных бросил в его автомобиль камень. По дороге из Баку в Петербург товарищ министра внутренних дел наблюдал картины пьяных бесчинств запасных, которые на железнодорожных станциях бросались первым делом на штурм казенных винных лавок[413].