Слушая трио Ганелина. Русский триптих

Почему сейчас? Зачем нужно писать об этом именно сейчас? Едва ли Вячеслав Ганелин, Владимир Тарасов и Владимир Чекасин будут снова играть вместе. Не потому, что они физически не в состоянии держать инструменты, – я знаю, что они регулярно выступают. Но они не могут играть вместе потому, что у них в голове нарушилось то, что когда-то их объединяло. Этого не должно было случиться, но случилось. Так устроен человек; люди, которые делили в жизни всё, хотят снова сблизиться, но тем не менее, находясь в одной комнате, не могут сделать несколько шагов навстречу друг другу. Может быть, имеет смысл попробовать все-таки сделать эти несколько шагов, но не исключено, что лучше оставить все в прошлом.

Предыдущий абзац, написанный еще в самом начале работы над книгой, в основном верен. И все же я вторгаюсь в собственный текст, потому что сейчас, в 2017 году, Ганелин, Тарасов и Чекасин сделали именно то, чего, как я говорил, они никогда не сделают, – они сыграли вместе. Однако в целом ситуация остается прежней и лишь подтверждает трюизм, что предсказывать будущее – неблагодарное дело. Особенно потому, что мы имеем дело с искусством возможного, – так что никогда не говори «никогда».

Я не знаком с Ганелиным, Тарасовым и Чекасиным. Дело не в этом. Я не хочу говорить за них. Я вообще живу в Англии. Но я по-прежнему слушаю их записи, потому что фирма «Leo Records» предоставила мне возможность познакомиться с потрясающей новой русской музыкой, несмотря на воздвигнутые политиками барьеры. Теперь я знаю музыку трио Ганелина; во всяком случае, у меня есть свое представление о ней. Наверное, можно пойти еще дальше и сказать: она стала моей музыкой, частью моей души. Эти музыканты вошли для меня в великий конгломерат имен: Колтрейна, Ко-улмена, Дэвиса, Кита Типпетта, Art Ensemble of Chicago, Брэкстона, Эвана Паркера, Сесила Тейлора – буквально сотен имен, поселившихся у меня в голове, которую они никогда не покинут.

Я пишу сейчас об этом потому, что год назад я услышал запись концерта Славы Ганелина в Шэньчжэне, в Китае, где в октябре 2014 года он сыграл с Алексеем Кругловым и Олегом Юдановым. Пожалуй, эту группу можно назвать новым трио Ганелина. Ясно, что это не первоначальное трио, но они снова перевернули мне душу. Уши у меня раскалывались: несколько дней подряд я слушал диск «Live in Shenzhen» на завтрак, обед и ужин. Затем я вернулся к самому началу и стал принимать усиленные дозы «Росо-А-Росо» и «Catalogue: Live in East Germany». В течение месяца я тонул в «Ancora Da Capo» и «Concerto Grosso». Хотя сегодня трио уже нельзя послушать живьем, оно оставило огромное количество записей, и весь этот архив по-прежнему актуален. Мне остается только найти слова, которые могли бы адекватно отразить, каких высот достигли эти музыканты. Трио Ганелина находится среди самых важных групп, возникших в итоге перемен 1960-х. Записать его историю крайне необходимо, но даже прослушивание любой версии «New Bottles» в репертуаре ГТЧ – это все равно что заново прочувствовать прошлое и переосмыслить его.

Черная Америка (Джон Колтрейн, Майлс Дэвис, Орнетт Коулмен, Сесил Тейлор, Альберт Айлер, Сан Ра и немного позже Art Ensemble of Chicago и Энтони Брэкстон) деконструировала новый джаз в США. Это должно было случиться. Музыка не может существовать без изменений. Мир изменился, и музыка, изобразительное искусство, литература, все остальное должно было соответствовать времени. В Европе происходил другой, но не менее трудный трансформирующий прорыв: спонтанная импровизация способствовала возникновению импровизированной композиции. В Европе не было тех событий, которые пришли с блюзом, борьбой за гражданские права и Вьетнамом. Там шли своим путем: музыканты пытались обуздать упрямую импровизацию, которая могла бы вывести их из загнивающего послевоенного климата холодной войны и создать собственный контекст. Алекс фон Шлиппенбах, Эван Паркер, Миша Менгельберг, Кит Типпетт, Питер Брёцман, Ирен Швайцер, Джон Стивенс, Энрико Рава и сотни других импровизаторов с головой бросались в завтрашний день. А в 1981 году звукозаписывающая компания «Leo Records» предъявила (именно предъявила) доказательства, что по другую сторону двадцатилетней Берлинской стены родилась новая жизнеутверждающая музыка, ни с чем не сравнимая и откровенно позитивная. Пластинка «Live in East Germany» словно окатывала ледяным душем в сочетании с огнем. Еще одной потрясающей характерной чертой новой русской музыки была ее простота. Работа трио Ганелина несомненно строилась на сложнейших музыкальных моментах, которые сотрясли основы спонтанной композиции, но также там использовались свистульки и детские игрушки. В искусстве участников трио – а это без сомнения было искусство – прослеживалось желание представить элемент наивности. Концерт «Live in East Germany» исполнялся на фоне железного занавеса, но в совершенно реальном смысле он исполнялся и на детской площадке: у нас нет ни бомб, ни автоматов, только трещотки и гонги.