Слушайте, о волки!

Попутно поясним, что одним из аспектов всемирного заговора, имеющего, как известно, целью выдать мрак за свет и хрен за огурец, стала подмена понятий и в характеристиках букв. Те буквы, которые несут информацию и структуру (то есть при помощи которых и можно прочесть слово), до заговора именовались гласящими. Те же, которые между ними потом вставляются (и без которых, в принципе, можно и обойтись), – согласующими (с учётом вышеприведённого примера это вполне логично). Однако заговорщики, как это обычно и происходит, всё поменяли с точностью до наоборот: гласящие стали согласными, а согласующие – гласными. Понятно, что такая подмена весьма напоминает действия революционного матроса в грозу семнадцатого года, который в хлебной лавке штыком заставляет перепуганного булочника менять местами хлеб на стеллажах, белый на место ржаного, а ржаной на место белого, «потому что у нас теперь власть рабочих и крестьян»: однако потомственные филологи, ещё помнящие, как обстояли дела во времена Золотого века, никак не могут простить нынешним хозяевам жизни этот акт перемен.

Один из носителей Традиции Михаил Булгаков в своём романе «Собачье сердце» описал, как происходит процесс освоения речи. При этом, для наглядности, автор показал не маленького ребёнка, и не его взросление в течение нескольких лет, а представил модель того, как это могло бы происходить в течение нескольких недель или даже дней. Превращаемый практикующим евгеником в человека пёс начинает своё обретение речи, так же, как и ребёнок, с выкрикивания гласных звуков: и это подтверждает мысль о первичности проявления духа даже в том, кто ещё не является человеком, так сказать, по форме.

К слову, самим профессором Ф.Ф.Преображенским результат предпринятого им эксперимента был, как известно, воспринят как неудача. Забегая вперёд, скажем: им был получен единственно возможный на том историческом этапе результат, который, таким образом, следует оценить как успех (подробности см. по тегам «Кали-Юга», «действие», «результат», «смысл»). По мере своего продвижения «вперёд» (что, как мы увидим далее, в нынешних реалиях означает «назад») современная наука, очевидно, пытается освоить обратный процесс, то есть превращать людей в собак, – а также в свиней, козлов, петухов, клеймёных баранов и тому подобное: по крайней мере, некоторые свидетельства пилотных экспериментов в этой области уже налицо.

Возвращаясь к основной теме, отметим, что проблема философского (он же словесный) аппарата состоит именно в его предельной обусловленности культурой, ментальностью и рамками конкретного языка. В отличие от математического языка, словесный не универсален. Наш младенец (не булгаковский пёс, а тот, с которого мы начали) получил дух, так сказать, от Бога: но та материя, а следовательно, и та действительность, которую он получит, целиком и полностью обусловлена, во-первых, содержанием и структурой языка, на котором говорят склонившиеся над колыбелькой счастливые родители, во-вторых, ментальностью и культурой, в которой они существуют. Над ребёнком, по мере его взросления, будут производить операцию, обратную той, что была продемонстрирована выше: то есть ограничивать его гласные своими согласными, загонять его единый дух в свою частную конкретную материю. Поскольку первое мы называли оживлением, обратная ей операция, согласитесь, вызывает жутковатые ассоциации.

В некоторой степени везёт «двуязычным» детям. Когда с ребёнком с рождения разговаривают на двух (или более) языках, тем самым формируя у него понимание относительности любой реальности, в которую его помещают при помощи как согласных букв, так и слов вообще, он приобретает, в известной степени, возможность спонтанного перехода из одной реальности в другую, а также внутреннего сопоставления собственных впечатлений, получаемых в той и в другой. Скажем, строчки «I show you my world, you`ll walking in my shoes: today I stay at home, tomorrow George my blues…» раскрывают факты под одним углом, а повествующий о тех же самых обстоятельствах куплет «Эх, лапти мои, драные оборки: хочу дома заночую, хочу у Егорки!» создаёт к ним совершенно иное отношение.

В немалой степени эту проблему решает также презентация ребёнку альтернативных ментальностей и культур, что также существенно расширяет для него возможность понимания мира – в том числе, понимания посредством слов. Например, фраза «Я хочу взять тебя в жёны» из уст представителя современного христианского консьюмериата не содержит для его избранницы никакого подвоха: несмотря на то, что он употребляет множественное число, она совершенно точно не предполагает оказаться в гареме. Если же то же самое говорит гордый сын Востока, то он имеет в виду буквально то, что произносит, и она вполне может скромно поинтересоваться, которой по счёту ей предлагается стать.