Он расправил белую ленту и разгладил ее рукой, вглядываясь в тонкую, едва заметную вышивку.
— Ваше сиятельство, а откуда это у вас? — вкрадчивый голос дознавателя Зданича заставил отвлечься от непонятных символов.
— А вы знаете, что это? — вопросом на вопрос ответил Штефан и поднял взгляд на главу имперских ищеек.
— Вы позволите?
Зданич придвинулся ближе и протянул руку, и Штефан поймал себя на том, что не хочет отдавать ему вышивку девчонки. Свербело что-то внутри, не доверяло чужаку.
Преодолев внутреннее сопротивление, он придвинул кусочек ткани дознавателю.
— Интересно, — пробормотал тот, разглядывая искусные стежки. — Полагаю, это какой-то оберег, навроде тех, что на побережье делают. В наших местах такие редко встретишь. Кто вам его дал, милорд?
В глазах Зданича зажегся холодный огонек, который совсем не понравился Штефану. Вспомнилась хрупкая фигурка, взгляд доверчивый, что умеет в душу заглядывать, руки, в которых игла ловко мелькает… Нет, с девчонкой он сам разберется, негоже ее этим гиенам на растерзание отдавать.
— Бывшая зазноба подарила, — хмыкнул он, забирая из рук дознавателя ленту и небрежно засовывая ее в карман. — Сказала, на удачу.
— Что ж, удача лишней не бывает, — задумчиво произнес Зданич, буравя его колким взглядом.
Ох и не любил Штефан такие взгляды! Сразу вспоминались имперские прихвостни, что при штабе армии ошивались, рожи их мерзкие, вопросы двусмысленные, без которых ни один военный совет не обходился, носы длинные, любопытные, и доносы, что императору под покровом ночи передавались. Сколько вытерпеть пришлось, сколько сил потратить, чтобы людей своих защитить. Вместо того чтобы о боевых сражениях думать, он бумажные вел, писал, доказывал, что измен в его армии нет.
Штефан прищурился, глядя на Зданича. Завелся дознаватель, почуял, что не все с оберегом гладко, взял след.
— Так что там с ядом? — спросил Штефан, желая отвлечь ищейку.
Его люди — это его забота. Сам разберется и с девчонкой, и с лоскутом, ее руками расшитым.
— А с ядом, ваше сиятельство, не все так просто, — ответил Зданич и осторожно коснулся темного флакона, в котором остатки смертельного зелья плескались. — Зоран признался, что яд ему наместник Старкона дал, а лорд Стрен утверждает, что впервые эту склянку видит. И следов его на флаконе магический троум не выявил. По всему выходит, что предъявить наместнику можно разве что нападение на ваше сиятельство, но и это под вопросом. Любой суд учтет, что вы были под воздействием яда и вам вполне могло померещиться, что наместник хотел вас убить.
— А свидетели?
— Помилуйте, милорд, ну кто поверит слугам? — тонко улыбнулся Зданич, и Штефан в который раз пожалел, что приходится иметь дело с имперскими гиенами. У тех всегда все навыворот получается, и страдают от их произвола только слабые, а сильные да богатые откупаются, уходят от наказания и живут припеваючи.
— Значит, нападение на графа и бывшего командующего императорской армией останется безнаказанным?
В душе плеснулась горечь, и он позволил зверю выглянуть из глаз.
Дознаватель ощутимо поежился.
— Что вы, ваше сиятельство, — тут же залебезил Зданич. — Виновные обязательно понесут наказание. Вот Зоран, например. Он ведь сознался, так ему и отвечать.
Штефан задумчиво посмотрел на имперца. Что ж, значит, придется решать вопрос по-другому, без привлечения закона, так, как во время войны с врагами разбирался. Прав был Бранко — мирная жизнь ничем от привычной им не отличается, те же битвы, только оружие иное. Друг сразу предлагал не тянуть, а самим справиться, но ему захотелось посмотреть, как закон сработает. Что ж, посмотрел. И понял главное: ниточки все наверх ведут. Стрен — всего лишь пешка, исполнитель, а вот инициатор его смерти повыше сидит, и достать его сложно будет. Но он достанет. Найдет способ, уберет врага, надо только обдумать все и подготовиться.
От этой мысли на душе посветлело. Стоило принять очевидное решение, как все встало на свои места, и Штефан почувствовал, что снова управляет своей судьбой. Как ему ни хотелось остаться в стороне от дворцовых интриг, как ни надеялся скрыться от тени императора, только не выйдет уже. Нужно принимать бой. А воевать он любит. Наверное, это единственное, что он любит и умеет.
— А Зоран не говорил, чем я ему помешал? — спросил Штефан, уже спокойно глядя на дознавателя.
— Он признал, что хотел род Крон истребить, освободить Стобард от гнета господарского, — ответил тот.
— Вона как, — хмыкнул Штефан. — Освободитель, значит? Радетель человечества?
Это гиены хорошо придумали. Наместники в стороне, а виноват бунтарь-одиночка. Только вот непонятно, как отравитель в его комнату пробрался? И откуда привычки его знает?
Он посмотрел на дознавателя и поднялся из-за стола.
— Что ж, раз преступник найден, я вас больше не задерживаю. Вот, это вам за труды, — Штефан достал из ящика мешочек, в котором было пятьсот стависов, и протянул его Зданичу. — Благодарю за помощь.