Служебный гороскоп

— Даже фараон не знает истинное время?

— А зачем оно мне? Люди больше нуждаются в счастье, чем во времени.

— Отец, верни людям время! Посмотри правде в глаза. Ты остановил часы, но рано или поздно народ прозреет.

— Каким образом?

— Проболтаются звездочеты.

— Их бросили за решетку.

— Другие лезут из-за границы, — сказала Хент-сен.

— Мы закрыли границы.

— Прости, отец, но ты поешь под дудку Жреца.

Хеопс долго молчал. Он встал из-за стола и лег на спину на свою роскошную царскую постель, закрыв глаза. Казалось, что он заснул. Хент-сен ждала. Когда она уже собралась уходить, отец заговорил. Он сказал, что у Жреца есть своя правда. Нельзя, в самом деле, все разом отрицать и отменять, что было в прошлом. Если все отменить, то в конце концов и отменять будет нечего. Другое дело, что Жрец вообще против реформ, против всего нового, а вот это плохо.

— Должен признаться, не все получается, как я задумал. Я чувствую вокруг себя какую-то глухую стену. Нет, на словах они все не против счастья народа, все они — за, даже больше, чем за, они против тех, кто против. Они кланяются мне, прижимают руки к груди, угодливо кивают головой, но при этом не смотрят мне в глаза. Я не знаю, что у них на уме, у этих вельмож и священнослужителей. Они не хотят стране зла, но хотят ли они ей и добра? И все-таки свежие ветры, доченька, подули. По крайней мере, мы теперь не строим пирамиды.

— Строим! — воскликнула дочь.

— Где?

— В Гизе!

— Кто?

— Жрец!

— Кому?

— Тебе, тебе!

— А почему я ничего не знаю?

— От тебя скрывают.

— Эти сведения верны?

— Их добыл Писец.

— Боюсь, что твой возлюбленный не самый надежный источник, — усмехнулся отец.

— Он видел стройку своими глазами.

— Клевета!

— Сходи и убедись сам.

— Я пойду. Если это правда — берегись, Жрец! Тебя не спасет и священный сан. А если ложь — несдобровать твоему жениху.

Ранним утром Хеопса на паланкине несли в Гизу. Гасли на небе огромные звезды, легкий предрассветный ветерок приносил из бескрайней пустыни горький запах трав. Жрец был уже здесь, он хлопотал вокруг фундамента, давал указания, подзатыльники. Увидев фараона, Жрец склонился в поклоне.

— Думай о вечном, великий Хеопс!

— И ты думай!

— Да не будет стонов в твоих чертогах, да не укусит тебя собака, когда ты будешь переходить дорогу, да не ударит тебя лошадь копытом, когда ты помчишься в своей колеснице…

— Хватит лебезить! — оборвал его царь. — Что ты тут строишь?

— Где? Тут? Это… Как ее… Баню. Тут будут пиво и раки. Заходи.

— Врешь! — заорал Хеопс. — Судя по фундаменту, будет гигантское сооружение.

— Да, да, конечно. Я перепутал. Это будет театр.

— Опять ложь! Театру не нужны такие глубокие подземные ходы. Я их вижу, вон они, подлинные. И ложные, от воров. Это лабиринт. Это пирамида.

— Не знаю, Хеопс. Строю, а сам не знаю, что строю.

— Ты запутался во лжи, как в лабиринте. По земле ползут слухи, что ты строишь мою пирамиду.

— Пусть отсохнет язык у того, кто это говорит! Пусть попадет ему песок в глаза, когда он будет идти по Ливийской пустыне. Пусть унесет его течение, когда он будет переплывать Нил.

— Не юли, — приказал Хеопс. — Отвечай прямо, да или нет.

— Прежде чем ответить на твой вопрос, позволь мне заняться тем, что даровали мне боги. А они дали мне способность прорицать, видеть будущее. Хочешь знать, что ждет нас впереди, если не будет пирамиды?

— Прорицай!

— Смотри и внемли.

Жрец бросил в пламя светильника какой-то порошок, повалил дым. Жрец вытянул вперед руки, закрыл глаза, замер, долго стоял неподвижно. Хеопс потерял терпение, спросил, переминаясь с ноги на ногу:

— Ну и что там?

— Ничего.

— Совсем?

Жрец говорил, не открывая глаз. Пальцы рук тряслись.

— В дыму возникают какие-то картины… Мчатся чужеземные всадники… с воплями убегают от них наши женщины с детьми на руках… Горят наши дома, вытоптаны посевы, разрушены оросительные системы…

— Захватчики?! Кто? — схватился Хеопс за меч.

— Гиксосы! Кочевники, закованные в латы. Они придут к нам с Востока, разорят страну и останутся здесь на два длинных, бесконечных века.

— О боги! На целых два века!

Жрец снова бросил в огонь порошок.

— О могущественный Осирис! Открой завесу перед еще более далеким будущим! Не вижу!.. Не вижу… Вижу!.. В дыму твердой поступью идут вооруженные до зубов воины. Опять все горит и рушится, опять с воплями убегают наши женщины и дети, песок засыпает плодородную долину Нила…

— Опять нашествие?

— Да.

— Кто?

— Римляне. Легионеры.

— Кто они такие?

— Да как тебе сказать… Люди будущего!

— Бедная страна! Дальше!

Сердце Хеопса тяжело билось от сознания, что он бессилен помочь своей родине. Жрец бросил порошок, в ужасе схватился за голову. Он уже не говорил, он только стонал, плотно сжав зубы.

— Что, горит? — спрашивал его Хеопс.

— Полыхает!

— Кто?

— Арабы. Шестой век новой эры.

— И надолго?

— Навсегда. Исчез великий народ! Сгинула великая цивилизация.

— И ничего впереди?