— Стихи сочиняю. Поэтессе я тоже перестал платить. Конечно, я не гений. И размер в стихе хромает, и ритма нет. Ну что это такое? Ты самый, самый… Разве это образ? И почему я пою на рассвете? Разве сейчас рассвет? Полдень.
Хеопс вдруг закрутился на месте, словно хотел вонзиться в землю, а потом стал делать какие-то нелепые прыжки вверх и в сторону, будто горный козел.
— Что это за пляска? — изумился Писец.
— Создаю танец в честь пирамиды.
Вскоре фараон устал, годы уже были не те, и согласился посмотреть камнеподъемную машину. Писец демонстрировал примитивный подъемный кран. Вертел колесо, оно вращало другое, посредством блоков и передач огромный камень был поднят вверх легко, будто пушинка. Хеопс был в восторге.
— И не нужны рабы, чтобы тащить камни вверх?
— Не нужны, Хеопс.
— И не надо их кормить и поить?
— Не надо.
— А дорого стоит эта штуковина?
— Пустяки. Колеса, веревка, перекладина. За год можно достроить пирамиду.
— И не надо держать армию надсмотрщиков с плетьми?
— Не надо.
— И не нужны войны, чтобы добывать рабов? Как мне вознаградить тебя?
— Отдай мне свою дочь.
— Что?! Ты хочешь взять в жены уличную девку?
— Да!
— Все ей простил?
Хеопс сел на камень и заплакал, вытирая глаза ладонью, словно простой крестьянин.
— Даже слеза прошибла. А говорят, нынче любить не умеют. Врут! Ах, любовь, любовь! Ты как ястреб в небе. Выше всех. Даже выше пирамиды! Дай я обниму тебя, сынок! Светлая голова! Спасибо за машину! Да, я стал великаном!
— Ты достроишь пирамиду и займешься народным счастьем, как и хотел?
— Пустая мечта молодости! — отмахнулся Хеопс. — Ах, как я был наивен!
— Хотя бы верни людям время!
— Мы слишком от него отстали, чтобы идти с ним в ногу. Я уже ничего, кроме пирамиды, делать не умею. Нет, сынок, с помощью твоей машины я подниму пирамиду на следующую ступень развития. Вавилон строит до неба, а мы будем до солнца!
— Остановись! — прокричал Писец. — Все ненавидят твою пирамиду. Люди ропщут, зреют заговоры.
— Я знаю, что везде заговоры и предатели. Знаю, что меня ненавидят. Но пирамида учит, что хорошо все, что хорошо пирамиде. А заговоры мы раздавим.
— Но это же опять кровь! Жертвы!
— В истории остаются жестокие тираны, а не добрые.
— Мне страшно, Хеопс. Каждый царь проходит испытание властью. Ты испытание не выдержал. Отпусти меня. Ты обещал дать мне Хент-сен и волю.
— Волю? Я не столь наивен. А если ты передашь свое изобретение Вавилону и он быстрее нас построит свою башню? Эй, стража! Он носитель важной государственной тайны! Взять его!
— Вместе с головой? — спросил Стражник.
— Нет, отдельно.
Стражник увел Писца, а вскоре послышался предсмертный крик. Хеопс печально сказал:
— Прощай, Писец! Я тебя любил. Очень любил.
Жрец проклинал тот день и час, когда заговорил о пирамиде с Хеопсом, когда стал подбивать ее строить. Он готов был биться головой о ее каменный бок, мечтал разрушить ее своими руками. Не было теперь у пирамиды большего противника, нежели Жрец. Он хорошо понимал ситуацию: страна была на краю пропасти, если рухнет государство, то вместе с ним рухнут и правители, и жрецы, и чиновники, он изыскивал способ остановить Хеопса и все больше склонялся к мысли, что его нужно отстранить от власти. Он и его сторонники стали носиться с идеей церемонии хеб-сед. Надо сказать, что эта церемония была очень древнего происхождения. Первых царей попросту убивали на законном основании, когда они достигали преклонного возраста и не могли управлять своими подданными. Позднее смерть была отменена, однако традиция осталась. Если цари хотели оставаться на троне и в старости, они должны были время от времени доказывать подчиненным, что еще полны сил, для этого было достаточно пробежать определенное расстояние. Хеопсу предназначили обогнуть свою пирамиду — это составляло около километра. Сперва он бежал, потом шел, наконец, полз, но выдержал это испытание. Далее была отравлена его жена, мать лучезарной Хент-сен. Сперва Хеопс не осмыслил эту печальную весть целиком, огорчился, но не больше, кроме пирамиды, его уже ничего не интересовало. Да, когда-то жену очень любил, но все это было в далеком прошлом. Но ее кончина имела прямое отношение к пирамиде. Он терял пирамиду. Власть в Египте, как уже сказано, наследовалась по женской линии. Со смертью жены власть переходила к Хент-сен, значит, и пирамида тоже. Выходило, что все для него шло прахом, что зря он ее столько строил, что жертвы были напрасны. Но Хеопс и тут нашел выход. Он женился на своей дочери, и власть к нему вернулась. Не будем этому удивляться. Так часто поступали цари в прошлом, ради трона они женились на дочерях, сестрах и даже на матерях.
— Опомнись! — говорил ему Жрец. — Ведь Хент-сен — блудница! Профессиональная.
— Да, я сам ее сделал такой. Ха-ха-ха! Какая удача!
— Что с тобой? Ты рехнулся от горя, Хеопс?
— От радости. Я женюсь на Хент-сен и после свадьбы пошлю ее туда же. Уже не только как дочь фараона, но и как жену. За это будут платить больше. Вдвое больше! И пирамида будет еще выше!
— Остановись, Хеопс! Тебя молит вся твоя несчастная страна, остановись!