Служебный гороскоп

— В Москву! За детской обувью! За шапками! За зубной пастой! За сахаром!

— Погоню организовали?

— Два реактивных истребителя за ними послали.

— Ну и как?

— Тоже не вернулись.

Бабаков пошел к двери.

— Постой, ты куда, Бабаков? — спросил Плюсов.

— А мне все ясно. Так вот кто, оказывается, крестный!

И Бабаков вышел. Он понял, что на пути у партии стала партия.

Глубокой ночью по лесу крались двое. Мужчина нес на спине рюкзак. Шли осторожно: ухнет филин, треснет под ногой сухая ветка — они сразу к дереву прижмутся и друг к другу, в тьме растворятся. На лесной поляне двое остановились. Путь преградила колючая проволока, пограничный столбик, под фонарем висела табличка: «Граница района. Вход и выход запрещены!» Бабаков шепнул Нине (это были они):

— Все, зоне конец. Посидим покурим.

Нина положила ему голову на плечо, закрыла глаза.

— Устала? Еще бы! Всю ночь идем. Спасибо, что проводила. Дальше тебе нельзя. Опасно.

— Значит, уходишь?

— Ухожу.

— И не страшно? Ведь заклеймят, когда хватятся. Невозвращенцем тебя объявят.

— Отречешься, Нина?

— Никогда!

— Ты квартиру ждешь. Не дадут, — улыбнулся Бабаков.

— Обойдусь.

— Ишь, границу устроили, негодяи! И табличка, и песочком посыпано, чтобы каждый след на виду. Это им даром не пройдет. Я об этом в Москве тоже скажу.

— А когда вернешься?

— Уверен, что скоро. В столице я буду стучаться во все двери, бить во все колокола, но прорву железный занавес.

— Ой, нелегко! — вздохнула Нина. — Железные занавесы, они ведь не только на границах, но и в душах, умах.

— Вернусь, свадьбу сыграем.

Бабаков встал, взял рюкзак:

— Пора. Светает. Я пошел.

— Иди, я тут постою. Если что, отвлеку погоню. На себя возьму.

— Ты что! Тебя схватят.

— Скажу, что собирала грибы.

— Какие ночью грибы?

— Ну ягоды.

— Не хочу я тебя в эту историю впутывать. Я сам. Уходи! Уходи немедленно! Домой! Я жду! Я требую!

Нина поцеловала его, а потом для верности перекрестила.

— Ради бога, осторожно. Эти метры самые опасные.

— Убирайся!

Титова попятилась назад, спряталась в кусты, а Бабаков пополз через «границу» по-пластунски. Вдруг взвыла сирена. Титова выскочила из кустов.

— Антон, что такое?

— У, черт… Провод задел. Сигнализацию.

— Вперед, Антон! — закричала Нина. — Только вперед! Изо всех сил!

Бабаков набросил ватник на проволоку, перелез через нее, растворился в ночи.

Странный объект спешно строился в райцентре. На его возведение были брошены все силы, сняли технику и людей с коровников, птичников, свинарников, даже с жилья. Вкалывали день и ночь в поте лица. Никого к объекту не подпускали. Даже строители не знали, что они возводят. Строили и сами не знали, что строили, так было все секретно. Сделали быстро, а когда уехали краны и машины и пришли жители райцентра, чтобы взглянуть на новостройку, то вообще ничего не увидели. Было тут голое, пустое место, даже земля уложена аккуратно, будто не была тронута экскаватором. Так никто и не догадался, что построен подземный бункер, а в нем сауна. Следующей ночью сюда, опять же тайком, приехали машины, но уже не со стройматериалом, а с дефицитом. В бункер несли круги копченой колбасы, коробки со сливочным маслом, тащили рыбу с каким-то забытым названием, такую огромную, что держать ее приходилось с двух сторон, как бревно. С величайшей осторожностью катили бочку с кетовой икрой, доставили вина и дорогие коньяки, дубленки, импортные сапоги, какие-то экзотические свертки, коробки, где было написано не по-нашенски. А потом прибыли черные лимузины, из них вышли Плюсов с приближенными, спустились в бункер. Были они хмуры, чем-то опечалены, немногословны. Но увидели мягкую мебель, ковры, холодильники, хрустальную посуду в сервантах, и разом оттаяли их сердца. Прибывшие разделись, завернулись в простыни, сели на полки с березовыми вениками в руках.

— Все в сборе? — спросил Плюсов. — Наливай! Помянем! Хорошие были люди.

Директор самого престижного в районе магазина наполнила рюмки чем-то золотистым, в тарелки половником наложила из бочки икры для закуски.

— Прошу встать, товарищи! — сказал Плюсов. — Итак, мы с вами собрались в этом бункере, чтобы умереть. По поступившим ко мне оперативным данным к нам едет из Москвы поезд с комиссией, летит самолет с ревизорами и плывет пароход с прокурорами.

Раздались голоса:

— Ой, большой шмон! А все ты, Корж! Ты Бабакова упустил!

— Титова обманула. Сказала, что она одна гуляла, — оправдывался Корж.

Его брали за горло:

— А ты и поверил девке, растяпа! Надо было погоню организовать. Группу захвата в столицу послать.

— Да посылали, — отмахнулся Корж. — Не нашли. Бабаков внешность сменил. Наклеил бороду и усы.

Больше всех налетала на Коржа заведующая сауной, как говорили злые языки, пассия Плюсова. Она орала:

— Вон из бункера, Корж! Предатель! Ты своего дружка нарочно через границу пропустил. Пожалел! Ну признайся, пожалел? Ведь за одной партой сидели, голубей вместе гоняли! Так ведь?

— Простите… Пощадите, — лепетал Корж. — Я хочу умереть вместе с вами. Ведь всю жизнь с вами! И в культ, и в эпоху волюнтаризма, и в застой, и в другие времена. Впрочем, других не было.