Служебный гороскоп

На дворе шел 1784 год. Ей было 55 лет, он был только на десять лет моложе. И все-таки казался ей мальчишкой. Казалось, еще только вчера покинул он с матерью мелкое поместье свое под Смоленском и прибыл в Москву. Вынашивал тогда Григорий честолюбивые замыслы: лелеял проект — скупить множество домов за Яузой, поставить их один на другой, дабы получилось одно здание, но огромное-преогромное, этакая Вавилонская башня, самих небес достигающая, чтобы можно было ухватить бога за бороду. Здание то высочайшим в мире быть должно, иначе рук пачкать не стоит, и вящей славе России служить исправно. Этим строительством, по мнению юного Потемкина, он убивал сразу двух зайцев: Москва белокаменная от множества маленьких убогих домишек избавлялась, а еще — достопримечательность приобретала. На дом тот из-за тридевяти земель глядеть приедут любопытные человеки, опять же к государственной пользе — прибыль в казну рекой польется, будут глядеть людишки и охать, а сам Потемкин станет вокруг того дома важно расхаживать и время от времени, льстя самолюбие, приезжих вопрошать:

— Кто ж такой дом возвел?

А народ отвечать станет:

— Сам Потемкин выстроил.

— Тот самый?

— Ага.

И вот теперь он сидел перед царицей, увешанный бриллиантами, ее любимец Григорий, избалованный славой Потемкин, фельдмаршал, президент военной коллегии, генерал-губернатор Крыма и главнокомандующий Черноморским флотом (всех постов, званий и регалий не перечислишь!), самый недюжинный из ее помощников и способный администратор, богач, который не имеет стола, кроме своих колен, другого гребня, кроме своих ногтей, всегда лежит, но не предается сну ни днем ни ночью, беспокоится прежде наступления опасности и веселится, когда она уже настала; несчастен оттого, что счастлив, любит бога, но сатану почитает гораздо более, одной рукой крестится, а другою ласкает женщин, принимает бесчисленные награды и тут же их раздает, больше любит давать, чем платить долги, говорит о богословии с генералами, а о ратных делах с архиереями…

Царица встала. Прочь воспоминания! Видно, она стареет, если им предается. Займемся делами. Она сняла с лица улыбку.

— Вот что, князь. Намереваюсь я совершить вояж на юг, в новоприсоединенные земли.

Потемкин вздрогнул от этой новости и тут же стал отговаривать ее от такой затеи. Но с перепугу все никак не мог найти убедительные причины.

— Не езжай, матушка, не надо!

— Почему, мой друг?

— На юге… холодно.

— Здоров ли ты, мой друг? Как это, на юге холодно? Юг — благословенный край. Фрукты, вино, солнце. У меня будет отпуск. Я столько лет не отдыхала.

— Но если не холодно, то, значит, там слишком жарко. А скорее всего, там и холодно и жарко. Одновременно. И охота тебе, матушка, в такую даль плестись! Хочешь отдохнуть и развлечься — в Павловск езжай, и под боком, и красотища неописуемая. Одни парки и дворцы чего стоят. Мильоны!

— И все-таки, пожалуй, я съезжу на юг.

Потемкин еще сумрачнее стал.

— Скажи честно, матушка, недоброжелателям моим поверила?

— Каким?

— Что жалеют о бородах, еще Петром I сбритых. Знаю: они тебя науськивают, дабы ты ехала и самолично в неисправности моей администрации убедилась. А ведь я недосыпаю, недоедаю. Все о благе государства Российского пекусь, преумножению твоей славы, матушка, забочусь. Крым тебе присоединил, Херсон построил, Севастопольскую гавань соорудил, флот на Черном море основал. А в армии какие преобразования: косы-шляпы, клапана, обшлага у солдат отменил. Завивать, пудриться, плести волосы, букли — солдатское ли сие дело? У них камердинеров нету!

— Спасибо, князь, за все. И за Херсон благодарствую, думаю, со временем вторым Амстердамом станет. И за флот кланяюсь, и за армию. Но слухи ходят, дескать, поставлен флот спешно и частью из негодного материала. А в первую бурю пойдет ко дну.

Вперед забегая, отметим, пророческие те были слова, так оно и случилось: флот русский почти целиком погиб в шторм, когда биться с турками вышел.

— Пустое болтают. Край южный стал цветущим. Многосторонняя и неусыпная моя деятельность.

— Наслышана об этом, светлейший князь. Но вот говорят, что мильоны, истраченные тобой на администрацию, оказались далеко не выгодною капитализациею. И присвоил ты немало.

— Клевещут! Чист перед тобой!

— Вот приеду, все на месте проверю. И отчета об истраченных тобой мильонах потребую.

Долго спорили, что это будет: инспекторский смотр или ревизия? Потемкин возражал против этих слов, поэтому было избрано слово более благозвучное, а именно «путешествие», каковым и вошел в историю визит императрицы на юг России в 1787 году.

Однако Потемкин просил отсрочить отбытие на чуть-чуть, скажем лет на 10—20.

— Ого! — хитро улыбнулась царица. — Доживу ли я, князь? Нет уж, братец, отбудем, когда я укажу. И как можно скорее.

* * *

Путешествие состоялось лишь три года спустя. Потемкин получил время, чтобы подготовить управляемый им край и показать его Екатерине в выгодном свете.